Иэясу провел целый ряд мероприятий, которые продемонстрировали его реальную силу и власть, содействовали экономическому процветанию его семьи и стали первыми шагами в становлении новой сословно-политической и экономической системы, которая получила свое дальнейшее развитие при следующих сёгунах.
В результате победы при Сэкигахара Иэясу стал богатейшим землевладельцем — конфискованные земли поступили в его непосредственное распоряжение. Иэясу мог лишать даймё их владений, мог уменьшать или увеличивать их размеры. Он передвигал даймё, словно фигуры на шахматной доске. Переселяя их на новое место, он лишал их старых корней, а зачастую и оставлял без самураев. Поскольку наличие земель и вассалов составляло в то время основу богатства и влияния, такая практика позволяла Иэясу держать феодалов под контролем. Кроме того, он широко использовал один из своих излюбленных приемов в деле налаживания отношений — к 1611 г. путем браков и усыновлений он породнился с большинством крупных даймё Японии.
Кроме того, воспользовавшись приездом даймё, из западной и центральной частей Японии в столицу по случаю вступления на престол императора Гоминдзуно в 1611 г., Иэясу собрал их в своем замке Нидзё и объявил, что они должны впредь регулярно появляться в Эдо, т. е. соблюдать традицию, установленную еще Минамото-но Ёритомо. Он предупредил, что никто не имеет права скрывать и держать у себя на службе человека, замешанного в призыве к бунту или причастного к убийству, и что любые случаи неповиновения будут расследоваться и строго наказываться. В следующем году Хидэтада, сын Иэясу, собрал даймё из Канто и северных районов Японии и довел до их сведения эти распоряжения[122].
Такой тактикой Иэясу пытался одним ударом поразить две цели — удержать даймё от политической активности и преподнести урок новому императору. Он ведь мог известить даймё письменно или собрать их в Эдо или в Фусими. Но Иэясу использовал для этого Киото, причем выбрал день своего официального визита к императору. Кроме того, приезд даймё, особенно тодзама даймё, в резиденцию сёгуна должен был свидетельствовать о том, что они признают его верховным правителем страны.
Иэясу проделал целенаправленную и кропотливую работу, в результате которой император был полностью изолирован от политической жизни. Его авторитет в этой сфере больше сёгуну был не нужен. Разницу в их положении отмечали и иностранцы, приезжавшие в то время в Японию, — они называли императора «микадо», а сёгуна — «котэй», чем подчеркивали разницу их роли в жизни Японии. Микадо был главой религиозных отправлений, имел функцию верховного жреца, а сёгун олицетворял собой всю верховную власть в стране[123]. Все земные дела вершили сёгуны, чтобы божественная особа — император — не «оскверняла» себя ими.
И хотя император уже давно не обладал реальной властью, Иэясу предпринял еще один шаг, чтобы как можно дальше отдалить императора от политических дел — он перенес местопребывание бакуфу в Эдо. До этого оно находилось в Киото в районе Муромати, по имени которого получил название период правления второго сёгуната. Поэтому Киото для Нобунага и для других сэнгоку даймё был своего рода Меккой власти. Иэясу, как когда-то и Минамото, разместил бакуфу в районе Канто, в своей резиденции в Эдо. Поэтому период правления сёгунов из дома Токугава называют еще и «эпохой Эдо».
Город Эдо постепенно превратился и в культурный центр страны. Иэясу привлекал туда искусных ремесленников, ученых, художников, писателей, придавал большое значение сбору старинных рукописей, созданию библиотек. По его распоряжению из Канадзава в Эдо была перевезена и помещена в основанную им знаменитую коллекцию рукописей и книг библиотека, собранная домом Ходзё за 300 с лишним лет. Иэясу был щедрым покровителем книгопечатания. Им был утвержден особый департамент, где целый штат монахов занимался переписыванием фамильных историй даймё.
123
Там же. С. 12–13. «