Эпидемии кори случалась в Японии редко. От них страну спасали географическое положение и относительно теплый климат — вирус кори недолговечен и лучше развивается при холодной температуре. Скорее всего, корь попадала в Японию из Китая[207].
Хотя в 1837–1838 гг. Япония сильно пострадала от эпидемии, которая охватила всю страну (город Осака за эти два года потерял 11 % своего населения), до 50-х гг. XIX в. эпидемиологическая ситуация в Японии в целом была благополучной. Смертность от инфекционных болезней в Японии была ниже, а продолжительность жизни выше, чем в Европе. Свою роль в этом сыграла и традиционная чистоплотность японцев, которую отмечали все иностранцы, в том числе и русские, побывавшие в Японии в то время, — привычка мыться горячей водой и пить кипяченую воду. Исследование документов, хранящихся в 251 храме провинции Гифу и относящихся к 1700–1850 гг., показало, что люди умирали в среднем в возрасте 59,7 лет[208].
До 1854 г. все порты находились под контролем бакуфу, и власти строго следили за порядком в них. Там были карантинные корабли, где содержались больные, если таковые были обнаружены на судах, прибывших в Японию. Однако в связи с «открытием» страны эпидемиологическая обстановка в Японии изменилась к худшему. В 1858 г. в Нагасаки началась эпидемия холеры, которая быстро распространилась по стране. Не сохранилось точных данных о числе ее жертв, но статистические выкладки, сделанные уже в эпоху Мэйдзи, показали, что в 1861 г. родилось на 12 % меньше людей, чем годом ранее. А для центральной части Японии эти цифры были еще выше: в 1861 г. было на 80 % меньше новорожденных, чем в 1860 г. Возможно, столь кризисная демографическая ситуация была обусловлена или низким коэффициентом рождаемости, или высоким коэффициентом смертности младенцев[209].
Стихийные бедствия были одной из главных причин сокращения сельского населения. Голод приводил и к тому, что крестьяне покидали родные места и искали спасения в более благополучных районах. Свою роль сыграл и процесс урбанизации, когда «невостребованное» население мигрировало из деревни в город. Дэкасэги (отходничество) в местных документах фиксировалось как временный уход, поскольку по закону крестьяне должны были возвращаться домой, но многие этого не делали. Поэтому происходило сокращение сельского и рост городского населения.
Хаями Акира, анализируя храмовые документы деревни (сюмон кайтё) Сайдзё в Хирано, пришел к выводу, что миграция объяснялась экономическими причинами. Жители этой деревни не могли полностью существовать за счет сельского хозяйства. Люди из этой деревни уходили в основном в большие города (Киото, Нагоя, Осака), где нанимались в ученики, в услужение, работали в ткацких мастерских. Больше всего отходников было среди арендаторов: 63,1 % среди мужчин и 74 % среди женщин. Неожиданно широко занимались отходничеством мужчины из средних слоев деревни, а меньше всего оно было распространено среди женщин из ее верхних слоев[210].
Миграция населения в немалой степени оказывала влияние на динамику численности населения в отдельных районах страны и в благополучные годы. Причины ее были чисто экономическими — направления миграции определялись прежде всего возможностью получить работу. Многие ученые отмечают проявившуюся в XVIII в. тенденцию к постепенному снижению численности населения в больших городах и к ее росту в небольших. Происходило это за счет развития деревенской промышленности, в ходе которого довольно быстро происходило ее перемещение в районы с избыточной и дешевой рабочей силой. В экономически развитых районах население увеличивалось за счет мигрантов. Крупнейшие города, такие как Эдо, Киото, Осака, также привлекали возможностью получить работу, и рост населения в них происходил за счет пришлого люда. Например, в середине XIX в. 25–33 % простых жителей Эдо родились вне его пределов[211].
В результате миграции происходили большие изменения в социальной, возрастной и географической структуре населения. В городах оказывалось относительно меньше стариков и детей и больше взрослого населения. Кроме того, в городах проживало меньше женщин, и браки там были, как правило, более поздними. Например, Эдо в XVIII в. был «мужским» городом, что объяснялось его статусом. Поэтому рождаемость в городах была ниже, а смертность выше, чем в деревне. Наконец, в городах была большая скученность населения, что способствовало распространению болезней. Однако смертность в японских городах была ниже, чем в европейских. В период Токугава в городах была хорошо налажена система уборки мусора и вывоза экскрементов, а обычай мыться приводил к ограничению распространения инфекционных болезней[212].
207
Пасков С. С. Япония в ранее средневековье. С. 68, 127;
Jannetta А. В. Epidemics and Mortality in Early Modern Japan. Princeton, 1987. P. 188.