С началом войны иностранные дипломаты в Токио разделились на две группы: к одной принадлежали ближайшие союзники Японии – немцы, итальянцы, финны, испанцы, венгры и румыны, представители марионеточного государства Маньчжоу-го, нанкинского правительства Ван Цзин-вэя; к другой – те, кто считался потенциальными врагами Японии, – советские, американские, английские, голландские и другие дипломаты.
Особенно грубо и нагло вели себя немецкие и итальянские представители. Всем своим видом они демонстрировали враждебное отношение к советским людям, свое расовое превосходство. Немцы и итальянцы не желали останавливаться в одной гостинице с советскими дипломатами, отказывались ехать в общем с ними транспорте, посещать приемы, на которых те бывали. Недавние знакомые отворачивались от нас и выкрикивали ругательства. Представители стран – немецких сателлитов во всем подражали своим новым хозяевам. Японские власти чаще всего потакали неумеренным капризам нацистов – их союзников по военному блоку.
Что касается дипломатов США, Англии и других западных стран, то они в отношении нас были скорее сдержанными, нежели дружественными. Пример в этом подавали американский посол Грю и посол Англии Крейги, избегавшие встреч с советским послом К. А. Сметаниным. Западные дипломаты не хотели отказаться от дружбы с Японией и идти на сближение с нами, хотя международная обстановка заметно менялась и уже складывалась антигитлеровская коалиция держав. Большинство этих дипломатов были уверены, что Гитлер очень скоро расправится с СССР, а Япония неминуемо откроет фронт против него на Дальнем Востоке.
Приходилось удивляться политической слепоте дипломатов США и Англии. Они надеялись что фашистские государства обескровят себя в борьбе с коммунизмом, а заодно обессилят и Советский Союз. Им и в голову не приходила мысль о возможности выступления Японии против англо-американского союза. За эту беспечность и самоуверенность руководители и дипломаты западных стран впоследствии сурово поплатились.
Когда началась германо-советская война, в правящей верхушке Японии заметно усилилась грызня в связи с поиском нового курса во внешней политике страны.
Все японские руководители сходились на том, что единственным средством утверждения японского господства в Азии является война. Фактически противников нападения на Советский Союз среди них не было. Разница во взглядах сводилась лишь к вопросу времени: выступать ли против СССР немедленно или подождать, пока Германия одержит решающие победы. Особое мнение имел лишь премьер Коноэ, который считал важнейшей задачей японской политики – завершение войны с Китаем.
Так сложились две противоположные группировки в японском руководстве: к первой принадлежали маршалы Сугияма и Хата, генералы Умэдзу, Итагаки, Анами, Доихара, бывший премьер Хирота, дипломаты Мацуока и Сигэмицу, посол в Германии Осима и посол в Италии Сиратори; ко второй – принц Коноэ, барон Хиранума, маркиз Кидо, адмиралы Ионаи и Ямамото.
За каждой из групп стояли могущественные промышленно-финансовые объединения, финансировавшие агрессивную политику правящей верхушки и военщины. Первую группу, добивавшуюся немедленного выступления против Советского Союза, поддерживали старые концерны «Мицуи», «Кухара», «Мангё», нажившиеся на грабеже Северо-Восточного Китая, вторую группу – концерны «Мицубиси» и «Сумитомо» рассчитывавшие до выступления против СССР на получение огромных прибылей в ходе успешных операций в Китае и оккупации стран Южных морей.
На второй день после нападения Германии на СССР Тайный совет во главе с императором утвердил документ, именовавшийся «Программа государственной политики империи в связи с изменением обстановки», который определял действия Японии в ближайшие месяцы. Он также указывал на необходимость интенсивной подготовки к «большой войне». Совет ориентировал правительство и нацию на урегулирование военного конфликта с Китаем, на расширение сферы господства в Азии, не останавливаясь перед войной с США и Англией, на решение, в зависимости от обстановки, «северной проблемы». В частности, о «северной проблеме» говорилось следующее: «Наше отношение к германо-советской войне основывается на принципах укрепления мощи держав оси, однако в настоящее время мы не будем вмешиваться в войну и сохраним независимую политику, в то же время скрытно завершая военную подготовку против Советского Союза. Если германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для японской империи, то, прибегнув к военной силе, империя разрешит „северную проблему“ и обеспечит стабильность положения на севере…»[10].
Итак, жребий «большой войны» был брошен, решение в верхах принято. Оно означало: расширять сферу «Великой Восточной Азии», не останавливаясь войной с США и Англией, быть готовым к войне с СССР в благоприятный для Японии момент. Хотя и после этого борьба мнений в руководстве не прекращалась, началась лихорадочная подготовка.
Конечно, в те далекие и тревожные дни далеко не всё из закулисной деятельности японской военщины доходило до нас. Но, как известно, война в наше время имеет одну специфическую особенность – она втягивает в свою орбиту большие массы людей, затрагивает коренные интересы всех классов, становится всеобщим народным бедствием. До принятия решения о надвигающейся войне знают единицы, после принятия – тысячи. Появляется много прямых и косвенных признаков подготовки к войне (мобилизация войск резко возросшее напряжение на транспорте, строгий военно-полицейский режим и т. д.).
Примерно то же самое происходило и в Токио после 22 июня. Многие секретные планы вышли за пределы служебных кабинетов, стали не только достоянием тех, кто имел прямое отношение к подготовь к войне. По отрывочным сведениям вполне можно было догадываться, в каком направлении развиваютс события.
«НЕ ОПОЗДАТЬ К ПОСЛЕДНЕМУ АВТОБУСУ!»
Выражение «Не опоздать к последнему автобусу» распространилось в японских официальных кругах летом 1941 г., когда руководство страны после нападе ния фашистской Германии на СССР вдруг испугалось что Япония может упустить инициативу. В то время как ее партнер по агрессии уже прибрал к рукам большую часть Европы и развивал наступление своих армий на Москву, Ленинград и Киев, Япония бесперспективных действиях в Китае, хотя захватить у французов Индокитай, богатый каучуком и представлявший собой удобную дальнейшей войны на Юге. По мнению японских правящих кругов, обстановка требовала безотлагательных действий, и государственная и военная машина заработала на полных оборотах. Поскольку общий курс в войне определился, надо было быстрее реализовать его, говоря языком того времени, не дать уйти «последнему автобусу». Японское высшее политическое руководство и Генеральный штаб требовали одновременно готовиться к войне на Севере и на Юге, чтобы начать ее там, где обстоятельства будут благоприятнее для империи. Подготовка к войне носила лихорадочный характер, казалось, что абсолютно все подчинено этой задаче.
Стояло необычайно жаркое лето 1941 г. В июле и августе токийцы изнемогали от тропической жары. При высокой влажности, какая бывает во время тропических ливней «нюбай», температура не падала ниже 30°. Люди страдали от мучительных болей в голове и суставах. Свободное от работы население окраин выходило из провонявших рыбой и гнилыми овощами лачуг на мостовые и в переулки, где сквозняки еще позволяли дышать, и, устроившись в тени, коротало жаркое время дня. Воды в колонках не хватало для питья, иссякали даже запасы на случай пожара. Время от времени по раскаленному асфальту улочки проносился на велосипеде подросток из ближайшей харчевни, чтобы забрать у клиентов подносы и чашки из-под обеденной похлебки. На ходу он объявлял какую-нибудь сногсшибательную новость, вроде: «Советское правительство бежало из Москвы, бросив на произвол столицу» или: «Японский пароход „Кэйхи-мару“ утонул в Японском море, наскочив на советскую плавающую мину» и т. п. Утомленные жарой японцы едва обращали внимание на распространителя очередных газетных сенсаций. Да и не очень-то верили этим басням. Жителей столицы больше интересовали вести о новых приготовлениях к войне в самой Японии. Свидетельств этих приготовлений было более чем достаточно, они непосредственно касались каждой семьи; шла мобилизация мужчин в возрасте от 20 до 40 лет и отправка новобранцев в Маньчжурию, Корею или просто на север. То и дело куда-то мчались военные грузовики с солдатами или покрытыми брезентами грузами. В парке Хибия на митингах членов националистических организаций, в синтоистских храмах японцев призывали служить «божественному тэнно» (императору) и готовиться отдать свою жизнь за него.