— И это правда?
— Правда.
Аппарат повторил мои слова и выключился.
— Ну вот, если вам вздумается нарушить обещание, я подам в суд за шантаж. И эта пленка будет уликой. — На ее лице появилась насмешка.
— Да-да, но ведь еще не решен вопрос о сумме.
У нее было самообладание человека, перехватившего инициативу. Она была начеку и наблюдала за мной. Лицо ее вновь обрело подвижность, она настороженно ждала требования о деньгах, которое должно было слететь с моего языка. Волнение проступило на ее лице.
— Двести тысяч иен. — Я, очевидно, назвал сумму меньшую, чем она ожидала, но это было все, на что я мог рассчитывать в моем теперешнем положении. Мой расчет основывался на наблюдении за ее реакцией, и я угадал.
— Двести тысяч? Хорошо. — Она явно обрадовалась, в голосе чувствовалось презрение, лицо стало вульгарным. Тайное прошлое Хосикава Хосико проступало на нем, как симпатические чернила!
— Хорошо же.
Нет, солнышко не играло на рыбьих потрохах, это я сам угрюмо копошился на серой поверхности лужи. И на той же поверхности копошились и Хосикава Хосико, и Юкико, и этот жалкий Масуда.
Меня посетила Юкико.
— Ко мне приходил некто по имени Масуда.
— Вот как…
— Тебе это известно.
— Да.
— Вопреки ожиданию он не страшен. — Я пытался выражаться выспренне. Юкико пристально поглядела на меня и сказала:
— Неужели?
— Денег я ему не дал.
— Да. Он сказал, что от тебя и брать не стоит.
Мне показалось, что я сунул ногу в капкан, но отчего возникло это ощущение, я не понял. Я сделал вид, будто размышляю, и некоторое время молчал. «Котенок, который устроил себе постель в шляпе», — подумал я о себе.
Юкико начала медленно раздеваться. Когда она стягивала чулки, я заметил, что на ступнях у нее алеют новые припухшие шрамы. «А ведь больше нет необходимости выведывать обо мне», — подумал я и прикусил язык. Я понял, что эти шрамы — необходимость в отношениях Масуды и Юкико.
— Тебя послал Масуда?
— Ну! — ответила она, как всегда, туманно. — А ты достал деньги? — Она знала, что я собираюсь кого-то шантажировать.
— Масуда подослал тебя за этим?
— Ошибаешься, ты же не достал денег?
— Не достал, — солгал я. Собственно, не совсем солгал, просто были обстоятельства, которые позволяли считать, что я их все равно что не получил.
— Масуда так и сказал, что с тобой ничего не получится.
Я вспомнил огонек, вспыхнувший в глазах Масуды тогда. Я-то решил, что он хитрюга, а он, оказывается, просто раскусил меня, понял, с кем имеет дело.
— Зачем ты пришла ко мне?
— Не все ли равно! — Юкико протянула ко мне обнаженные руки. Между бровей у нее прорезалась глубокая складка. Но от нее ничем не пахло, хотя тело было мокрым от пота.
— Что, в той лаборатории закончились исследования?
— Почему?
— Не стало запаха.
По лицу Юкико скользнула усмешка, и вдруг до меня дошло.
— Ты переехала?
— Да, я перебралась к Масуде. Мы решили жить вместе.
Итак, след от вертикальной морщинки меж бровей она отныне будет приносить в дом Масуды. След — улику, что она была с другим. Может, и это им необходимо? Где уж тут знать наверняка, но похоже, что так оно и есть.
Она ушла, пообещав прийти еще.
Двести тысяч я израсходовал на себя. На вкусную еду, какой давно не доводилось пробовать, и на дешевых проституток.
Тратил я эти деньги расчетливо.
Тацудзо Исикава
СВОЕ ЛИЦО
Я размышлял много дней и делал это с удовольствием. Ведь я собирался бросить вызов самому обществу, государственному закону и, разумеется, полиции. Одержать победу над такими противниками в открытом бою шансов мало. А я хотел выйти победителем. Для этого необходим хорошо продуманный план.
Неудача означала бы катастрофу. Нужно было действовать только наверняка. И я вновь и вновь отрабатывал свою тактику. Я не верю в идеальный случай, когда преступление невозможно раскрыть. Преступник всегда оставляет свой след. Каким бы совершенным ни был мой план, промахи все равно неизбежны. Идеальный случай — это когда преступник остается на свободе. Но если меня не поймают, мои действия, очевидно, будут приближаться к идеальным. А не будучи пойманным, я до конца жизни останусь невиновным. Потерпевший налицо, а само преступление — загадка или преступление — факт, а преступника след простыл. Вот это здорово! Именно такой вариант вполне устроил бы меня.
Я отнюдь не собирался посягать на чью-то личную собственность. Личные деньги предназначаются обычно на какие-то определенные цели, чувство собственности в таких случаях крайне обострено, и можно натолкнуться на ожесточенное сопротивление. К тому же вызовешь к себе глубокую ненависть.