Забрав больных, машины растворились во тьме городской окраины. Следом на улицу выкатилась машина с цистерной. Двое вольнонаемных несли идущий от нее толстый резиновый шланг.
— Раздеться, — прозвучала команда, подкрепленная наведенными на людей стволами карабинов.
Заставляли раздеваться всех там, где кто стоял, мужчин и женщин. Одежду сбрасывали в мешок. Затем давали разрезанное на маленькие кусочки плохо пахнувшее мыло и поливали людей из шланга, вода была не просто теплая, а горячая. Проститутки, стоявшие рядом с Николаем, почему-то сильно стеснялись своей наготы, мылись, повернувшись к мужчинам спиной. После помывки всем выдали просторную черную одежду, в которой обычно ходят китайские крестьяне.
Толстяк пытался достучаться до сознания японских военных, требовал, чтобы его пустили отыскать его пиджак в соседнем доме, напоминал, что у него дорогой костюм, а в кармане лежит кошелек с деньгами.
Но он приумолк, когда увидел, как мешок с собранной одеждой обливают керосином и поджигают посреди улицы.
— Черт, что же это такое? — бурчал он, одеваясь в китайский балахон и натягивая просторные штаны из самой дешевой материи.
— Думаю, нам сейчас объяснят, что у них на уме, — предположил Галицкий.
Но никто не посчитал нужным давать объяснения. И вообще чувствовалось, что японские военные относятся к китайцам и немногочисленным европейцам как к безмолвному скоту, которому нужен пастух, и не больше.
— Всем зайти в помещения. Не покидать дома. На улицу выходить только по нужде. Вас обеспечат всем необходимым.
Людей под угрозой применения оружия загоняли в дома, причем военных не интересовало, где кто живет. Загоняли туда, где застали на улице — в ближайшую дверь. Так Галицкий, толстяк и две проститутки оказались в чужом доме. Тот был небольшим — две комнатки и отгороженная занавеской кухонька. На плите стояла кастрюлька с подгоревшей кашей, угли под ней еще не успели погаснуть окончательно.
— И как долго нас здесь собираются держать? — не выдержал толстяк.
— Вопрос не ко мне, — ответил Николай, осматриваясь. — Я бы вас отпустил по домам хоть сейчас вместе с собой.
Найдя ящик с углем, он подбросил совком в очаг, раздул пламя. Погода еще стояла холодная. В доме отвратительно пахло дезинфицирующим раствором. Проститутки сели рядышком на низкую скамеечку и молча следили за тем, что делают мужчины.
— Меня Петром Порфирьевичем зовут, — представился толстяк. — Фамилия моя Бекасов. Не слышали?
— Нет. Харбин город большой. Рад был бы познакомиться при других обстоятельствах, — и Николай тоже назвался.
Протянутая для знакомства рука толстяка повисла в воздухе.
— Извините, господин Бекасов, но в сложившейся ситуации лучше избегать контактов. Тиф как-никак. Говорю вам это как медик.
— Я уж подумал, вы мной брезгуете.
Бекасов выглянул в окно. Военные разносили и ставили перед домами картонные коробки, судя по иероглифам, это были солдатские пайки. Затем поехала машина с цистерной, останавливалась у каждого дома, невольные пленники выходили с ведрами, наполняли их.
— Ищите ведра, тазы, берите все, куда можно налить воду. Чем больше ее у нас будет, тем лучше, — обратился Галицкий и к толстяку, и к проституткам.
После раздачи воды военные о пленниках словно забыли. Но через окно было видно, как в конце улицы время от времени вспыхивают ручные фонари. Значит, оцепление не сняли.
— И сколько же нам здесь сидеть придется? — не уставал задаваться одним и тем же вопросом толстяк.
— Несколько дней посидеть здесь придется, — уверенно заявил Николай. — Они выждут, когда кончится инкубационный период болезни, и тогда здоровых смогут отпустить. Действуют они не слишком гуманно, но с медицинской точки зрения вполне грамотно.
— Придется обживаться. Думаю, хозяева не будут на нас в обиде, — проговорил Бекасов и принялся рыться в шкафах. — Ого! — обрадовался он. — Да тут неплохие запасы.
Он продемонстрировал находку, пять бутылок рисовой водки, спрятанной под газетами. Лицо Бекасова приняло мечтательное выражение. Глазами он уже искал рюмки, затем зашептал Галицкому:
— Не такой уж плохой расклад получается. Дамы у нас с вами есть, спиртное тоже. Харчи нам доставили. Неплохо проведем время. Предлагаю бросить жребий, кому какая комната достанется. Проходную занимать, понимаю, никому из нас не хочется, но пусть решит жребий.
— Вы собираетесь использовать их… — Николай слегка замялся, ища более приличное слово. — Использовать по назначению? — он покосился на проституток.