– О, этот странствующий священник, который пришел сегодня вечером! У него такое упитанное тело! Если мы съедим его, то отлично набьем животы. Я глупо поступил, разговаривая с ним: это побудило его читать сутры по моей душе! Приближаться к нему, пока он их читал, было бы опасно. Мы не можем прикоснуться к нему, пока он молится. Но поскольку теперь уже почти утро, он, вероятно, уже, заснул. Пусть кто-нибудь из вас пойдет в дом и посмотрит, что он делает.
Другая голова – голова молодой женщины – тотчас поднялась и, как летучая мышь, запорхала к дому. Через несколько минут она возвратилась и хрипло закричала испуганным голосом:
– Этого странствующего священника нет в доме, он ушел! Но это не самое худшее. Он забрал тело нашего арудзи, и я не знаю, куда он его дел.
Услышав это, голова арудзи, которая была хорошо видна в лунном свете, приняла ужасное выражение: глаза выпучились, волосы ощетинились, зубы заскрежетали. Затем из ее губ вырвался крик, и, плача от гнева, она воскликнула:
– Если мое тело забрали, я не смогу воссоединиться с ним! Теперь я должен умереть! И все из-за этого священника! Но прежде, чем я умру, я доберусь до этого священника! Я разорву его! Я пожру его! Вон он – за тем деревом! Он прячется за тем деревом! Смотрите! Жирный трус!
В тот же момент голова арудзи с четырьмя другими головами запрыгала к Кваирё. Но мужественный священник уже вооружился дубинкой, сломав молодое дерево. Этой дубинкой он принялся колотить по головам, как только они приблизились, нанося мощные удары. Четыре головы сбежали. Но голова арудзи, получая все новые и новые удары, в отчаянии продолжала нападать на священника и, наконец, вцепилась в левый рукав его одежды. Кваирё, однако, быстро схватил голову за волосы и несколько раз ударил ее. Не ослабляя хватки, она протяжно застонала и затем прекратила борьбу. Она была мертва. Но ее зубы все еще держали рукав. Даже собрав все силы, Кваирё не мог разжать челюсти.
С головой, все еще болтавшейся на его рукаве, он возвратился домой и там обнаружил остальных четырех рокуро-куби, сидевших вместе на корточках; их побитые и кровоточащие головы уже присоединились к телам. Но когда рокуро-куби почувствовали его приближение, все они закричали:
– Священник! Священник! – и сбежали через другую дверь в лес.
На востоке небо прояснялось. Начинался рассвет. Кваирё знал, что сила гоблинов ограничивалась часами темноты. Он смотрел на голову, которая уцепилась за его рукав. Ее лицо было испачкано кровью, пеной и глиной. Он громко засмеялся, подумав про себя: "Какой миягэ [58]! – голова гоблина!" Затем, собрав свои немногие вещи, он неторопливо спустился с горы, чтобы продолжить свой путь.
Прибыв в Суву, что в Синано [59], он торжественно зашагал по главной улице с головой, висящей на его локте. При виде этого какая-то женщина упала в обморок, дети закричали и разбежались. Началась большая давка и шум, пока торитэ (в то время так назывались чиновники, следившие за порядком) не схватили священника и не отвели его в тюрьму. Они предположили, что та голова была головой убитого человека, который в момент смерти схватился зубами за рукав убийцы. Что касается Кваирё, он только улыбнулся и ничего не говорил, когда они допрашивали его. Итак, проведя ночь в тюрьме, он предстал перед судьями того района. Ему приказали объяснить, как он, священник, был обнаружен с головой человека, вцепившейся в его рукав, и почему он смел так бесстыдно демонстрировать свое преступление людям.
Кваирё в ответ лишь громко расхохотался и затем сказал:
– Господа, я не вешал эту голову на свой рукав. Она сама вцепилась в него – против моего желания. И я не совершил никакого преступления. Прежде всего, это голова не человека, а гоблина. И если я послужил причиной смерти гоблина, то я не делал этого, чтобы просто пролить кровь, но из предосторожности, ради собственной безопасности.
Он рассказал о своем приключении, взрываясь смехом при воспоминании о схватке с пятью головами.
Но судьи не смеялись. Они считали, что он был закоренелым преступником и своей историей оскорблял их рассудок. Поэтому, отказавшись от дальнейшего допроса, они решили приговорить его к немедленной казни, – все, кроме одного старика. Этот пожилой судья не сделал ни одного замечания во время суда, но, услышав мнение коллег, поднялся и сказал:
– Давайте сначала тщательно осмотрим голову, так как мы этого так и не сделали. Если священник говорит правду, сама голова должна об этом свидетельствовать. Принесите голову сюда!
Голова, все еще цеплявшаяся зубами за коромо, который был снят с плеч Кваирё, была помещена перед судьями. Старик повернул ее, тщательно осмотрел и обнаружил на затылке несколько странных красных отметин. Он обратил внимание коллег на это, а также на то, что края не имели следов, которые могли бы быть нанесены оружием. Напротив, края были гладкими, как края линии, по которой упавший лист отделяется от стебля.
– Я уверен, что священник сказал нам правду, – сказал старый судья. – Это голова рокуро-куби. В книге "Нан-хо-и-буцу-си" написано, что красные отметины всегда можно обнаружить на затылке настоящего рокуро-куби. Вот эти отметины: вы сами видите, что они не были нанесены краской. Кроме того, известно, что такие существа с древности живут в горах провинции Каи. Но вы, господин, – воскликнул он, обращаясь к Кваирё, – что вы за мужественный человек? Вы проявили большую храбрость, которой обладают лишь немногие священники; у вас дух солдата, а не священника. Возможно, вы когда-то были самураем?
– Ваше предположение справедливо, господин, – ответил Кваирё. – Перед тем как стать священником, я долгое время был военным и те дни не боялся ни человека, ни злого духа. Мое имя тогда было Исогаи Хэидадзаэмона Такэцура из Кюсю. Среди вас могут быть те, кто помнит его.
При упоминании этого имени в зале суда послышались голоса восхищения, так как среди присутствовавших было много тех, кто помнил его. Кваирё немедленно очутился среди друзей, а не судей, друзей, стремившихся выразить свое восхищение братской заботой. С почестями они проводили священника к резиденции дайме, который приветствовал его, угостил и одарил ценным подарком перед отбытием. Когда Кваирё покинул Суву, он был так счастлив, как только может быть счастлив священник в этом преходящем мире. Что касается головы, он взял ее с собой, шутливо утверждая, что собирается использовать ее в качестве миягэ.
Через день или два после ухода из Сувы, Кваирё повстречался с грабителем, который остановил его в уединенном месте и потребовал, чтобы он разделся. Кваирё снял коромо и отдал его грабителю, который сразу заметил то, что висело на рукаве. Разбойник, хотя и не был трусом, испугался: он выпустил из рук одежду и отшатнулся. Затем он закричал:
– Вы! Что вы за священник? Вы еще худший человек, чем я! Да, я убивал людей, но я никогда не разгуливал с головой на рукаве. Хорошо, господин священник, я полагаю, что мы похожи друг на друга, и хочу сказать, что я восхищаюсь вами! Эта голова могла бы принести мне пользу, я мог бы пугать ею людей. Вы продадите мне ее? Вы можете взять мою одежду в обмен на ваш коромо, и я дам вам пять рё за эту голову.
58
Подарок, которые преподносится друзьям или домашним по возвращении из поездки. Обычно миягэ представляет собой что-либо, изготовленное в тех местах, куда совершалась поездка: в этом смысл шутки Кваирё.