Вдруг видит: в пруду возле деревни резвятся уточка и селезень. Никогда раньше Дзюбэй не стрелял уток, но на этот раз подумал: «Ладно уж, все-таки добыча!»
Прицелился он, выстрелил и попал в цель: убил селезня, а уточка — видно, спугнул ее выстрел — скрылась куда-то. Стал Дзюбэй зорко осматривать окрестности, но уточку так и не нашел. Закинул он селезня на плечо и пошел домой.
В ту же ночь увидел Дзюбэй странный сон. Появилась у его изголовья незнакомая красавица и заговорила, жалобно стеная.
— Дзюбэй-сан, зачем ты убил моего мужа? Мы с ним мирно жили на пруду в любви и согласии. Никому зла не сделали. Зачем же ты так жестоко убил моего супруга?
Дзюбэй не знал, сон это или явь. Постепенно он очнулся от дремоты и стал ясно различать слова женщины:
— Дзюбэй-сан, теперь, когда ты убил моего любимого мужа, я уже не хочу жить на свете. Приходи завтра утром на берег пруда. Там ты увидишь, как сильно я печалюсь. Непременно приходи! Я приняла человеческий облик, чтобы ты услышал мои жалобы.
Дзюбэй стал удерживать женщину, но она, не слушая его, исчезла в темной глубине двора. Он не мог понять, явь это или сон, но казалось ему — во мгле забелело что-то, словно бы смутный женский облик.
Всю ночь он глаз не сомкнул, а наутро побрел к пруду с мыслью. «Нет, не простой это сон!» Будто какая-то сила влекла его туда.
Смотрит он: плывет уточка. Только завидела Дзюбэя, как замерла на месте и стала пристально глядеть на него, словно бы с гневным укором, а потом вдруг начала яростно терзать себя клювом и на глазах Дзюбэя рассталась с жизнью.
Глядя на воду, окрашенную кровью уточки, Дзюбэй-сан лишился чувств. С тех пор он никогда больше не брал в руки ружье.
170. Бог бедности
В старину жили в какой-то деревне молодые муж с женой. Жена была беспечна и нерадива. Попили чаю — опивки выльет перед очагом, поели рису — бросит объедки. Ничего мудреного, что пожаловал в этот дом бог бедности и поселился в нем[205].
Стали муж с женой жить все беднее и беднее и понемногу впали в полную нищету.
Новый год наступает, но не толкут они рис для праздничных моги. Ничего-то у них в доме нет. Ума не приложат, как помочь горю.
Но вот пришел канун Нового года. Нечем даже очаг растопить. Бедняк и говорит:
— Одно остается: выломаю из пола доски и спалю в очаге.
Выломал он доски из пола и разжег огонь. Но тут в глубине дома послышался шорох. Шевелится там кто-то. Удивились муж с женой: кто б это мог быть? Видят — спрятался в углу старик в грязных лохмотьях. Бедняк было замахнулся на старика горящей доской, а тот жалобно просит:
— Дозвольте мне погреться у очага.
Сжалился бедняк и позволил старику погреться. В благодарность старик поведал:
— Я ведь бог бедности. Живу в твоем доме вольготно уже восемь лет. Вот и уплыл твой достаток. А все отчего? Хозяйка твоя нерадива, опивки и объедки бросает перед самым очагом. Это мне по нутру, вот я у вас и поселился. Хочешь, чтобы богатство пришло в твой дом, прогони жену.
Послушался бедняк и отослал жену обратно, в ее родной дом.
Начал бог бедности наставлять бедняка:
— Ступай в город, купи сакэ.
— Да у меня и бутылки-то нет.
— Пойди в посудную лавку, купи.
Купил бедняк, как ему было велено, бутылку, наполнил ее вином. Деньги-то на покупку дал старик. Выпили они вдвоем вина.
— Нынче канун Нового года, — говорит старик. — Подожди у своих ворот и услышишь крики: «Ниц! Падите ниц!» Понесут мимо твоего дома паланкин с князем. И тут ты не плошай. Возьми длинный шест, нацелься в самую середку паланкина и ударь князя, да посильней!
— Какой страх! — испугался бедняк. — Пропала тогда моя голова. Ударить князя! Мыслимо ли!
— Это для тебя единственный случай разбогатеть, — молвил бог бедности. — Не оплошай же!
Подумал бедняк, что негоже ослушаться бога, взял длинный шест и начал поджидать у ворот.
И вправду, идет торжественное шествие. Засверкало вдали множество фонарей, несут княжеский паланкин. Как поравнялся паланкин с домом бедняка, нацелился бедняк, ударил — да промахнулся! Не попал в середку паланкина, а ударил передового воина. Упал воин замертво, а паланкин проплыл мимо. Поглядел бедняк на убитого — видит груду медяков.
Досада его взяла. Появился тут бог бедности и спрашивает его:
— Почему же ты не ударил самого князя? Ну да ничего, не печалься. В первый вечер Нового года князя понесут назад в паланкине. Бей на этот раз в самую цель, да смотри не промахнись!
Стал бедняк снова поджидать у ворот. Вот засверкали огни фонарей, послышались крики. Несут, несут княжеский паланкин! Нацелился бедняк получше и нанес удар шестом в самую середку паланкина.
205
Считалось, что наряду с богами счастья существовал в синтоистском пантеоне и бог бедности — «бимбогами». Селился он в самых убогих хибарах или в тех домах, где хозяева, по мнению божества, должны быть наказаны бедностью и нищетой. Как полагали, самое нежелательное, чтобы бог бедности оказался в доме в канун Нового года, тогда достатка в наступающем году ждать бесполезно. В большинстве японских сказок бог бедности помогает разбогатеть и нередко становится покровителем бедных семей. Бимбогами представляли себе в образе немощного старика в заплатанной одежонке, дрожащего от холода и вечно голодного.