Тут пришлось Доману призадуматься. Непростой оказался у него соперник! Взял Доман два листка бумаги и сделал из них змею. Поползла змея к Досимару, вот-вот ужалит. Но Досимару даже не пошевельнулся, только взглянул на нее — и змеи как не бывало.
«В самом деле, он хоть с виду и мал, но могучий волшебник», — решил Доман. Незаметно положил он в дзюбако двенадцать лимонов и апельсинов и спрашивает мальчика:
— Отгадай, что я положил в ларец? И сколько?
Не мог отгадать Досимару и спросил потихоньку у своей камышовой палки.
— Двенадцать мышей, — шепнула ему камышовая палка.
— Двенадцать мышей, — повторил Досимару.
Обрадовался чародей: «Моя победа!» С торжеством раскрыл он ларец — и что же! Из всех ящиков дзюбако стали мыши выскакивать, и было их ровным счетом двенадцать.
Увидел Доман, что побежден, и бросился бежать. Но поднял Досимару над головой жемчужину прилива, и в то же мгновение нахлынула откуда ни возьмись высокая волна и накрыла Домана с головой. Тут и пришел конец чародею.
Тогда опустил Досимару жемчужину низко-низко:
— Волна, воротись, воротись! — И волна поспешно отхлынула.
— Вели копать под северо-западным углом дворца, — сказал мальчик государю. — Там зарыл чародей змею, источающую три страшных яда. В этом причина твоего недуга.
Бросились государевы слуги копать землю там, где указано. И правда! Появилась из земли смертоносная змея. Только змею убили, как прошел недуг микадо!
Получил Досимару богатую награду и вернулся в дом своего отца, опираясь на камышовую палку.
20. Журавлиные перья
Жил в глубине гор угольщик по имени Кароку вместе со своей старой матерью. Он рубил деревья и пережигал на уголь в печи. Невелик был его заработок.
Однажды зимой отправился Кароку в город купить теплый футон и увидел по дороге, что в силках бьется журавль. Пожалел он птицу и пришел ей на помощь. Стал освобождать из петли. Но тут явился человек, поставивший силки, и начал укорять его:
— Ты зачем отнимаешь у меня мою добычу?
— Пожалел я журавля, хотел спасти от погибели. Не продашь ли птицу? На эти деньги думал я купить теплый футон, возьми их.
Выкупил Кароку журавля и отпустил на свободу.
— Что же, придется зябнуть, — сказал он сам себе и вернулся с полпути домой.
— Где же футон? — спрашивает мать.
— Матушка, журавль попался в силки. Пожалел я его и выкупил на все деньги.
— Хорошо сделал, милый сынок, — ответила мать.
Назавтра, уже к самой ночи, кто-то постучал в дверь.
Смотрит Кароку, — перед ним девушка невиданной красоты.
— Сделай милость, пусти меня на ночлег!
— Можно ли, у меня убогая лачужка, — начал он было отнекиваться.
— Нет, пожалуйста; дозволь мне провести ночь в твоем доме, — неотступно просила красавица, и Кароку поневоле согласился.
Вдруг она говорит:
— Хочу у тебя попросить совета.
— О чем же ты хочешь совет держать?
— Хорошо ли одной жить на свете? Возьми меня в жены.
— Я первый раз в жизни вижу такую красавицу. Ровня ли я тебе? Ведь я еле могу прокормиться, вон до чего беден: сегодня поел, завтра, может, буду помирать с голоду.
— Не говори так. Прошу тебя, возьми меня в жены!
Вконец смутился угольщик:
— Вот тебе на! Ума не приложу, что делать…
Эти слова Кароку услышала его матушка.
— Если гостья так молит, исполни ее желание, — и приняла красавицу в невестки.
Прошло некоторое время, и жена говорит:
— Запри меня на три дня в чулан. Но не вздумай открыть дверь и заглянуть туда хоть одним глазком.
На четвертый день вышла она из чулана.
— Верно, тяжко тебе пришлось. Я извелся от тревоги. Поешь скорее.
— Спасибо, — ответила жена и утолила голод, а потом сказала:
— Кароку-дон, Кареку-дон, смотри, что я соткала в чулане.
И достает из чулана сверток ткани дивной красоты.
— Продай это за две тысячи рё.
Кароку понес работу жены во дворец к самому князю.
— Какая великолепная работа! — восхитился князь. — Не жалко заплатить две тысячи рё, даже три тысячи. Но нельзя ли изготовить еще один тан этой ткани?
— Я спрошу у своей жены.
— Какая нужда ее спрашивать? Довольно и твоего согласия. Деньги получишь вперед.
Вернувшись домой, Кароку рассказал обо всем жене.
— Дай мне время, я сотку еще один тан. Но уже теперь я проведу в чулане целую неделю, а ты поостерегись туда хоть на мгновение заглянуть. — И с этими словами скрылась в чулане.