Домашние отвели ее к хозяину.
— Старуха сгорбилась, носом в землю смотрит. Как раз годится, чтобы двор подметать, — говорит хозяин.
Нанял он старуху в служанки и приказал устроить для нее закуток в углу двора. Слуги дружно взялись за дело — и закуток мигом был готов.
Днем служанка — сгорбленная старуха, а ночью сбросит старушечью кожу и станет красавицей. Зажжет огонь и примется читать книгу.
Как-то раз молодой господин, сын хозяина, возвращался домой поздно под вечер. Всюду темно, а в закутке у старухи огонек светится. Отчего бы это? Подошел юноша потихоньку, поглядел и увидел вместо старухи девушку несравненной красоты.
Весь день он только о ней и думал, а ночью опять стал подглядывать. Сидит за книгой та же самая прекрасная девушка.
«Тут кроется тайна, — подумал юноша. — Старуха-подметальщица, конечно, не лисица и не барсук[68]. Но кто же она?»
Затосковал молодой господин. К еде не притрагивается, слабеет на глазах и наконец совсем слег.
Служанки наперебой носят ему столики, уставленные отборными яствами, уговаривают его поесть, а он ни на одну из них и взгляда не бросит. Все больше чахнет юноша.
— Всех ли служанок ты посылала к нему? Никого не пропустила? — спросил хозяин дома свою жену.
— Всех, кроме старухи-подметальщицы.
— Так пошли и ее тоже.
Но жена только засмеялась:
— Кто же притронется к еде, если кушанье подаст такая противная старуха?
— Нет, надо все попробовать, — решил хозяин.
Тогда сгорбленная бабка сбросила с себя старушечью кожу, помылась в чане, надела нарядное платье и стала красавицей, да еще какой! Всем на изумление!
Юноша первый раз улыбнулся и с охотой начал есть. Тут хозяин понял, что сын его полюбил девушку. Не откладывая долго, сыграли свадьбу. И зажили молодые в довольстве и счастье.
32. Зять-флейтист
В старину это было. Жил некогда своим домком один почтенный человек. На беду, детей у него не было.
Вот однажды говорит он жене:
— Пойдем на поклонение в храм богини Каннон, в Симидзу[69]. Станем молить ее, пусть дарует нам сына.
Стали муж с женой собираться в путь. Сначала пошли они в главный дом селения, к старейшине рода. Поведали: так, мол, и так. Тот сказал с похвалой:
— Что ж, доброе дело! — и дал им на дорогу моти, риса и лошадь.
Трижды по семь дней и ночей безвыходно молились в храме Каннон муж с женой. А на исходе двадцать первой ночи увидел муж во сне, будто явилось к нему божество и сказало так:
— Завтра утром приедут за вами посланные, проводить вас домой. Ныне же ночью дарую вам сына.
Рассказал наутро муж своей жене, что ему привиделось. Изумилась она:
— Да ведь и я видела в точности такой же сон! Неспроста это.
И вправду, прибыли наутро посланные проводить паломников в родное селение.
Прошло дня три-четыре. Вдруг жене захотелось кислых слив — а через девять месяцев родился у нее сын.
Пошел муж опять в главный дом, спрашивает у старейшины рода:
— Родился у меня сын. Каким именем наречь его?
— Хоть и не драгоценность-тама твой сын, и не звезда в небе, а все же у богов вымоленное дитя. Назови его Таматаро.
Так и назвали.
Как исполнилось Таматаро семь лет, послали его учиться грамоте. Мальчику все легко давалось — и чтение и письмо.
Как исполнилось ему лет двенадцать, сам учитель стал поглядывать на него с завистью. А уж об учениках и толковать нечего! Злость брала лентяев. То с ног собьют, то к потолку подвесят. Невмоготу стало мальчику.
Перестал Таматаро ходить в школу, а начал учиться играть на флейте. Играет Таматаро на флейте целый день, да так хорошо, что даже соловей на ветке, бывало, примолкнет в смущении.
Но когда исполнилось ему пятнадцать лет, умер его отец. Таматаро, печалясь о нем, собрал в горах семь разных трав[70] и принес, по обычаю, в дар Будде, а матушка его читала молитвы. Года через два и она скончалась.
Остался Таматаро один-одинешенек. Надоест ему играть на флейте, почитает книгу и снова берет флейту в руки. Пойдет в главный дом селения, и там уж дадут ему что надо на пропитание[71].
Однажды бог Луны О-Цуки-сама[72] ночью объезжал на коне землю.
— Кто-то прекрасно играет на флейте. О, это лучший флейтист в трех царствах[73]! — сказал О-Цуки-сама, остановил коня и начал слушать. Вернувшись в свой чертог, поведал он о том, какого чудесного флейтиста ему довелось слышать.
А у бога Луны была дочь.
— Ах, отец! — сказала она. — Уж слишком мы высокого рода, нигде не бываем. Хотелось бы мне поехать с тобой на коне да послушать, как играет на флейте Таматаро.
Вот спустилась она вместе с отцом на кровлю дома, где жил Таматаро, и говорит:
— Здесь не место слушать флейту. Хочу пойти в дом Таматаро.
— Что ж, ступай! — ответил бог Луны. — Но у нас столь знатный дом, что мы зятьев ниоткуда не принимаем. Придется тебе жить на земле.
С этими словами дал он своей дочери веер:
— Он поможет тебе вернуться на небо, когда захочешь.
И еще дал плетеную корзину, битком набитую прекрасными одеждами.
Девушка вошла одна в дом Таматаро. Просит его:
— Пусти меня на ночлег.
— Я ведь одинокий мужчина. Кто бы ты ни была, негоже тебе ночевать у меня. Пойди лучше в наш главный дом.
На том и порешили.
— Откуда ты, из каких мест? — спрашивает девушку хозяин дома.
— Я из города Мориока[74], но неохота мне возвращаться туда. Лучше пошла бы я замуж в хороший дом.
— Что ж, это можно. — И повел он гостью к Таматаро.
— Послушай, Таматаро, эта девушка ищет приюта. Коли она по нраву тебе, возьми ее в жены, а я вам пожалую денег и свадебный пир устрою.
Собрались все родные и сыграли свадьбу. Хорошо зажили молодые.
Но вот третий раз пришел новогодний праздник.
— Женушка, должен я, по обычаю, навестить твоих родителей, — говорит Таматаро.
— Ах, я тебе до сих пор не говорила, — отвечает жена. Я ведь дочь не простого человека, а бога Луны.
— Так ты дочь бога! Нельзя, значит, мне идти к нему.
— Нет, нет, можно. Навести отца.
— Раз так, пойду к старейшине нашего рода, одолжу церемониальную одежду.
Надел он на себя камисимо, обул сандалии с пеньковыми подметками.
— Вот, возьми этот веер. Станешь им махать, взлетишь на небо.
— Но как отыщу я на небе дорогу к твоему дому?
— Смело иди вперед. Увидишь просвет между облаками, а там, позади облачной гряды, — высокие ворота. Стоит за ними по левую руку большая конюшня. В той конюшне три могучих коня: первый голубой масти, второй оленьей масти, а третий каштановой. Найдешь там узду, седло и поводья. Взнуздай любого коня, он привезет тебя куда надо. — И жена подала Таматаро веер.
Взмахнул он веером, легко-легко взлетел вверх и, словно птица, скрылся в просвете между облаками.
Все, как говорила жена: вот стоят высокие ворота, а за ними конюшня. Попытался Таматаро взнуздать коня голубой масти, но не тут-то было! Захрапел конь, ощерил зубы, хочет укусить. Попробовал Таматаро взнуздать коня оленьей масти, и тот не дался. Но конь каштановой масти позволил себя взнуздать и оседлать. Вскочил на коня Таматаро и поскакал в чертой своего тестя.
О-Цуки-сама уже наперед знал, что приедет к нему Таматаро. Он собрал всю родню и устроил пиршество. Всех известил: «Послушаем Таматаро, лучшего флейтиста в трех подлунных царствах».
Три дня играл Таматаро на флейте, а потом О-Цуки-сама сказал зятю:
— Не вечно быть веселью. Пора тебе возвращаться на землю. Нет у меня особенных даров, но все же вот этот Рис настоящее сокровище. — И подарил зятю мешочек риса. — Съешь одну рисинку, тысячекратно сила прибавится.
68
Лисы и барсуки считались в Японии животными-оборотнями. Часто их проказы заключитесь в том, что они подстерегали на дороге одинокого путника и начинали окликать его на все лады: и страшным голосом демона, и ласковым девичьим голоском, а нередко и голосами родителей.
70
Не исключено, что в данной сказке имеются в виду семь трав, наделенные, по поверьям, особой магической силой. К ним относились: петрушка, мокричник, репа, пастушья сумка, глухая крапива, редька и сушеница. Считалось, что пища, приготовленная из семи магических трав, обладала целебной силой и была связана с продуцирующей магией.
71
В главном доме селения жил деревенский старейшина, обязанный оказывать помощь всем жителям селения.
72
О-Цуки-сама — персонаж многих японских сказок. По значению и роли в японском фольклоре близок к Небесному правителю (см. примеч. 3 к № 6). Имя божества состоит из трех компонентов: префикса вежливости «о», слова «цуки» в значении «луна» и суффикса вежливости «сама». Последний нередко присоединяется к именам синтоистских божеств с целью подчеркнуть их особую почитаемость.
74
Город Мориока находится на северо-востоке о-ва Хонсю, в преф. Иватэ, где и была записана данная сказка.