Еще семь дней, семь ночей летела она над волнами — и что же: высится над морем второе такое же дерево! Опустилась птица на ветку, сложила свои усталые крылья.
Вдруг слышится голос из моря:
— Это кто там сидит?
Захлопала карёбинга крыльями от испуга:
— Я — птица-карёбинга. А ты сам кто?
— Ва-ха-ха-ха! Я — морской омар!
Думала карёбинга, что сидит на дереве, а оказалось, это ус громадного омара. Еще сильней она крыльями захлопала.
— А-ха-ха-ха, — засмеялся омар, — здесь равнина великого моря, я на ней и живу. А ты куда путь держишь?
— Лечу искать, где свету конец.
При этих словах омар еще круче изогнул свою спину и захохотал громче прежнего:
— Уви-хи-ха-ха! Брось ты эту глупую затею. Хочешь конец света найти, а семь дней, семь ночей летела от одного моего уса до другого. Ва-ха-ха-ха!
Раскрыла карёбинга клюв от удивления. Не стала она больше искать конец света и вернулась, опечаленная, на свой родной остров Танэгасима.
А омар, напугав карёбингу, развеселился и думает: «Я сам найду конец света».
Поплыл омар. Изогнется кольцом и прыгнет. Изогнется и прыгнет. За один прыжок целую тысячу ри покрывает.
Семь дней, семь ночей плыл омар. На восьмые сутки выбился он из сил. Вдруг видит: зияет в море большая пещера. Забрался омар в нее отдохнуть. Отдохнул и опять поплыл большими прыжками. Что ни прыжок — тысячу ри за собой оставляет.
Так прошло еще семь дней, семь ночей, и увидел он снова пещеру в океане. Забрался в нее и, притомившись от долгого пути, заснул крепким сном.
Вдруг раздался громовой голос. Вздрогнул омар от испуга.
— Ты кто такой, негодяй?! Как смел в мою ноздрю забраться? Отвечай, а не то убью!
Собрался омар с духом, зашевелил длинными усами:
— Я — морской омар. А ты кто такой?
— Ва-ха-ха-ха! Я — морской скат. Ты куда путь держишь?
— Конец света ищу.
Заколебалась пещера, заходила ходуном, как от землетрясения:
— У-ва-ха-ха-ха! Дурацкая затея! Ведь ты плыл семь дней, семь ночей от одной моей ноздри до другой. Вот тебе мой совет, малютка: возвращайся-ка ты обратно.
Заворчал омар про себя, выдувая пену клубами, но вдруг повернул обратно и быстро скрылся из виду.
Пришла теперь очередь ската. Подумал он: «Я такой большой и сильный. Нет для меня невозможного! Кому же найти конец света, как не мне!» — и пустился в далекий путь.
Семь дней, семь ночей плыл он без отдыха. На восьмой день засверкало под ним морское дно и выступил из моря белый песчаный берег, гладкий и мягкий. Отдохнул на нем скат — и снова в дорогу. Еще семь дней, семь ночей он плыл, и вот снова открылся перед ним берег, такой же белый и ровный. Задремал усталый скат на берегу сладким сном. Как вдруг раздался такой громовой голос, что все море вспенилось и заходило бурунами:
— Эй ты, невежа! Как смел ко мне на спину забраться?
Задрожал от страха скат и крикнул, сколько голосу хватило:
— Я — морской скат. А ты сам кто?
— А я — каракатица. Каким ветром тебя сюда занесло? — насмешливо спросила каракатица и вдруг выпустила на ската черное облако.
— Я конец света ищу.
— У-ва-ха-ха-ха! Вот дурацкая выдумка! Семь дней, семь ночей плывешь ты, а еще моей спины не миновал. Брось свою глупую затею, пока не поздно.
Ничего не ответил скат. Повернулся к каракатице хвостом и поплыл обратно.
75. Ворона и полевая улитка
На одном рисовом поле водилось множество улиток. Тоскливо сидеть весь долгий день напролет, зарывшись в топкую грязь. Улитки больше всего любили иногда вылезать на свет и любоваться ясным небом. Но если зазеваешься — беда, птицы нападут. А всего опаснее вороны. Уж очень улитки приходились им по вкусу — любимое лакомство. Вот почему улитки улучат время, все сразу вылезут на вольный воздух и, зорко поглядывая вокруг, греются на солнышке.
Но как-то раз улитка, приманенная хорошей погодой, забыла осторожность и одна вылезла на солнцепек. Вдруг захлопали крылья и большая ворона ринулась вниз. «Ах, беда!» Испуганная улитка попыталась было зарыться в грязь, но впопыхах не успела. «Конец мне пришел!» — подумала улитка.
Попала она вороне в клюв. Ворона поднялась высоко-высоко. Родное поле становилось все меньше и меньше. Совсем обмерла улитка от страха.
Худо дело, как тут быть? Ворона не даст пощады. Горькими слезами заплакала улитка и говорит вороне:
— Госпожа ворона, госпожа ворона, ведь ты меня съешь?
— Угу.
— Так исполни мое последнее желание. У тебя, ворона, такой прекрасный, такой сладкий голос. Спой молитву Будде, тогда я спокойно умру.
Ворона была польщена. Что ж, пускай улитка послушает напоследок прекрасное пение. Разинула ворона свой клюв во всю ширину и давай каркать: кра, кра, кра!
Улитка вылетела из клюва и полетела вниз. Спохватилась ворона, да поздно! Улитка в один миг исчезла в мутной воде.
76. Боб, соломинка и уголек
Жила на свете старуха. Однажды задумала она приготовить приправу к рису и замочила бобы в воде. Стали они мягкими. Положила она бобы в котел, а тут один боб покатился-покатился — и в самый угол двора.
Старуха подумала: стоит ли беспокоиться? Всего-то один боб! Пошла она и принесла охапку соломы для растопки. Но тут подул ветер, одна соломинка выпала из рук старухи и полетела в тот же угол, где лежал боб.
Старуха думает: «Да ну, всего-то одна соломинка…» — и не стала ее искать. Разжигает огонь и не видит, как один красный-красный уголек выпал из очага и покатился-покатился туда, где уже спрятались боб и соломинка.
Стали совещаться втроем уголек, соломинка и боб и порешили:
— Совершим паломничество в Исэ[142].
Вот шли они, шли, и попался им по дороге ручеек. Остановились они в смущении — что теперь делать?
Соломинка и говорит:
— Я вон какая длинная-длинная, перекинусь через речку, как мост. Тогда вы двое сможете перейти на другой берег.
Обрадовались уголек и боб: хорошо придумано. Соломинка перекинулась через речку, и вышел мост на славу. Боб и уголек заспорили, кому идти первому. Слово за слово, закипела ссора.
Уголек победил в споре и пошел первым. Но только дошел до середины, как испугался. Не может со страху идти дальше.
Соломинку припекло жаром. Стала она торопить уголек:
— Скорее, скорее!
Торопит она, торопит, и кричит, и молит — а уголек ни с места!
Пережгло соломинку в середине, и упала она с угольком вместе в речку. А боб глядел с берега и приговаривал:
— Так угольку и надо! Зачем полез первым?
И давай злорадно хохотать. Так смеялся, так смеялся, что лопнул.
Заплакал боб горькими слезами. Но тут, на счастье, пришел портной, спрашивает:
— Что ты плачешь?
Рассказал ему боб все, как было. Пожалел его портной:
— Нет у меня зеленой нитки, ну да куда ни шло, зашью черной. И так сойдет.
Зашил он бобу живот черной ниткой. Вот почему до сих пор на бобах черная полоска.
77. Блошиный глаз
В старину это случилось. Однажды Фунадама-сама[143] и кит играли в кости. Фунадама-сама выиграл, но, на беду, у кита денег не было. Спорили они, спорили, и пришлось киту отдать свои глаза.
Тем временем на реке женщина стирала одежды. Выпрыгнула оттуда блоха, упала в реку, а река понесла ее в море. Тонет блоха, захлебывается, плывет из последних сил. На счастье, ножки ее коснулись скалы.
— О, какое счастье! Здесь скала. Влезу на нее и спасусь от гибели.
Уцепилась блоха за выступ скалы и потихоньку-полегоньку взобралась на вершину. Уф! Можно сесть и дух перевести.
Вдруг из морской глубины загремел голос:
— Какой это невежа уселся у меня на спине?!
142
Исэ — старинная провинция, центр синтоистского солярного культа. Там находится святилище, в глубине которого якобы пребывает богиня солнца Аматэрасу-омиками. Храмы Исэ — традиционное место паломничества.
143
Фунадама-сама (букв, «сокровища корабля») — синтоистское божество, покровительствующее морским кораблям и рыбацким лодкам, популярный персонаж сказок и легенд о рыбаках и мореплавателях. Именно это божество, как принято считать, помогает терпящим кораблекрушение и направляет косяки рыб к рыбацким лодкам.