Вот началась пирушка. Сначала веселье не ладилось, ели, пили молча.
— Что ж это за пирушка, когда никто не поет и не играет?! Пусть каждый покажет свое умение!
Коршун сказал:
— Я сыграю на флейте.
Надел он накидку с гербами, достал из-за пояса флейту, покрытую красным лаком, и засвистел: «Тонбироро-тонбироро! Хёроро-хёроро!»
— Ах, как чудесно! — похвалил воробей. — А я подыграю на сямисэне.
Вычернил он себе зубы[148] и затренькал на струнах: «Тинтико-тинтико, тинтикотин!»
Настала очередь голубя:
— Не могу я сидеть на месте, когда флейта свистит и сямисэн звенит. Пущусь в пляс.
Повязал себе голову полотенцем в крупных горошинах и начал подпрыгивать, крутиться и хлопать крыльями, припевая: «Хаттобо-хаттобо! Хаттобо!»
А пока они играли и плясали, ворон — «гао-гао, гао-гао!» — кусок за куском отправил себе в глотку всю закуску.
Опомнились остальные трое, глядят: в чашках пусто, ни вина, ни закуски, а ворона и след простыл.
Очень разгневался коршун. С тех пор где ни увидит ворона, сейчас за ним погонится. Все думает, как бы поймать и наказать обидчика.
89. Редька, лопух и морковь
В старину, далекую старину редька, лопух и морковь были белые-белые — не то что теперь.
Однажды решили они втроем совершить прогулку в горы. Взобрались на высокую вершину и до того обессилели, что уже не могли спуститься вниз. Заплакали они в голос.
Шел мимо крестьянин, услышал их жалобные вопли и спросил:
— Что случилось? Отчего плачете?
— Влезли мы на гору, а слезть не можем, слишком устали. Сделай милость, отнеси нас домой.
— Вот оно что! Одного из вас понесу, так и быть, а троих не смогу, и не просите.
Взвалил он себе на спину редьку и ушел. Остались морковь и лопух в большой обиде:
— Это что же такое?! Редьку унес, а нас бросил в беде, негодный! Мы для него, выходит, ничего не стоим. Редька — всего только редька, чем мы, спрашивается, хуже?
Побагровела морковь от гнева — и до сих пор красная. А лопух от злости перевернулся и обгорел на солнце. Вот почему у него корень черный. Одна редька осталась белой.
90. Упрямая жаба
Как-то раз жаба и краб шли вместе по дороге. Вдруг навстречу им скачет лошадь во весь опор.
— Ай, задавит! — испугался краб. — Спрячемся скорее в камнях!
Надулась жаба и пыхтит:
— А мне-то что? Прячься, если хочешь. Я как прыгну, от любого коня ускачу.
Спрятался краб в камнях, а жаба осталась посреди дороги, Но не успела отпрыгнуть она в сторону, и лошадь больно ударила ее копытом.
— Говорил я тебе! — упрекает жабу краб. — Так нет же! Вот теперь на кого ты похожа! Совсем тебя расплющило: глаза на лоб вылезли.
— Ничего они не вылезли, — стоит на своем жаба, — это я от злобы сама так вытаращилась! И с дороги я нарочно не сошла: могла бы лошадь-невежа и стороной обойти!
С той поры у жабы глаза навыкате.
91. Соперница в зеркале
В старину, в далекую старину восстали друг на друга два могучих рода: Минамото и Тайра[149]. Род Минамото истребил своих врагов. Немногим из сторонников Тайра удалось спастись. Скрылись они в далеких северных горах и жили там, вдали от чужих глаз. Когда же потомки их стали наконец появляться открыто среди людей, то были они несведущи в самых простых делах. Поэтому случалось с ними немало смешного.
Как-то раз молодой человек из рода Тайра первый раз в своей жизни спустился в долину и попал в замковый город Кумамото[150]. Там уже и следов былого не осталось. Но, проходя по одной из улиц, вдруг заметил он в лавке зеркал портрет своего умершего отца. Портрет был удивительно похож, но, как видно, нарисован давно, когда отец еще был молод.
— О, какая радость! Я снова вижу моего отца!
Не помня себя от счастья, молодой человек купил драгоценный портрет и бережно отнес домой. Дома он спрятал его в шкаф. Каждый день он любовался портретом, и тот улыбался ему, как живой.
Но скоро жена приметила, что муж часто подходит к шкафу, открывает его и подолгу чем-то любуется. Разобрало ее любопытство. Выдвинула она ящик из шкафа, взглянула — ах! — оттуда глядит на нее какая-то красотка.
Побледнела жена, вся дрожит и рыдает в голос. Прибежала свекровь:
— Что с тобой, дочка? Что случилось?
— Ах, матушка, матушка! Муж разлюбил меня, привез какую-то городскую красавицу и прячет ее в нашем доме.
— В своем ли ты уме! Где прячет? Покажи.
— Здесь, в шкафу, смотрите сами.
Поглядела свекровь и говорит:
— Вот эта, что ли? Не плачь, доченька. И стара она, и дурна собой. Уж поверь мне, он ее скоро разлюбит.
Пришла тут знакомая монашка. Услышала она, какая беда случилась в доме, и тоже захотела взглянуть на разлучницу.
— Успокойтесь, не плачьте! Правда, на лице у нее написано, что была она большой негодяйкой, но зато теперь раскаялась и постриглась в монахини. Так что не о чем вам больше тревожиться.
92. Кузнец и богатый помещик
Кузнец Дзэнсан с малолетства целый день допоздна стучал молотком по раскаленным докрасна брускам и листам железа — тонтэнкан, тонтэнкан, тонтэнкан! В селе хвалили работягу Дзэнсана. От пепла, раздуваемого мехами, и ржавчины на железе он был всегда весь черный. Неутомимо трудится, а достатка нет. Никак из нужды не выйдет.
Зато у его соседа, богатого помещика по имени Тоэмон, всего вдоволь. Он от предков своих унаследовал рисовые поля, огороды и леса. Были у него большие хоромы и в придачу еще две кладовые. На земле у него работали десятки издольщиков, служанки в доме все чисто убирали. Хозяин поместья мог жить беспечно. Зачем ему трудиться?
Когда Тоэмон достиг совершенных лет и получил родительское наследство, он радостно воскликнул:
— Вот я и стал богатым помещиком!
Но с тех пор он стал спать по ночам тревожным сном. Залает ли собака во дворе — сейчас проснется. Начнут ли бить в колокол где-нибудь в соседней деревне, вскочит с постели: уж не загорелось ли где, наготове ли кувшины с водой?
— Завидую я соседу Дзэнсану. Даже дверь не запирает. Знай стучит молотом в свое удовольствие — тонтэнкан, тонтэнкан! Хорошо ему живется, — говаривал Тоэмон.
Но Дзэнсан и не подозревал, какие заботы не дают покоя Тоэмону, и думал, что владеть богатством — большое счастье.
Однажды Тоэмон принес в дом к Дзэнсану тяжелый узел и попросил:
— Пожалуйста, возьми на сохранение! Здесь деньги. Из-за этих треклятых денег я ночи не сплю.
Дзэнсан охотно согласился:
— Ладно! Давай его сюда.
«Деньги-то, положим, чужие, а все-таки приятно думать, что в доме такое богатство», — подумал он.
Тоэмон вернулся домой радостный, словно вдруг с плеч тяжелая ноша свалилась, но эта ноша легла теперь на плечи Дзэнсана.
— Какое несчастье, коли чужие деньги пропадут! — встревожился он, запер деньги в шкаф и взялся было за работу, но все у него из рук валилось. Стал он ломать голову, где бы деньги спрятать получше, но в маленьком домишке все на виду, тайников нет. Делать нечего, привязал он на ночь деньги к себе на грудь и лег в постель. Изводит его беспокойство. Ночью ему пригрезилось, будто подкралась к нему какая-то черная тень. Грабитель с ножом грозно потребовал:
— А ну, подай мне свою казну!
Сердце у Дзэнсана в груди так и застучало.
Утром он пошел к Тоэмону:
— Вот, отдаю вам ваши деньги. Не то я умру от страха.
Тоэмон хотел было в знак благодарности дать ему немного денег, но кузнец не взял.
149
В XII в. происходила кровопролитная междоусобная война между двумя могущественными феодальными родами — Тайра и Минамото. Войска Тайра были разбиты и уничтожены. Немногим уцелевшим воинам из рода Тайра пришлось скрываться в горах (см. также № 140).