Однако в то время арьергард войска Такэсибы без особой причины окружил место, где укрывался Цунэмото. Цунэмото же был ещё совсем несведущ в военном деле, и его воины в панике разбежались кто куда, о чём сразу же стало ведомо в управе. Так Масакадо не удалось пресечь смуту. Окиё-но Оокими остался в управе, а Масакадо вернулся в свою вотчину.
А Цунэмото решил, что не иначе как Такэсиба подбил наместника и Масакадо расправиться с ним, затаил в душе злобу и бежал в столицу. Дабы отмстить Окиё-но Оокими и Масакадо, задумал он клевету и донёс в Государственный совет о мятеже. Такая весть всполошила всю столицу, напугала всех в городе.
Масакадо через дворцового чиновника Тадзи-но Махито Сукэмаса в двадцать пятый день третьей луны второго года Тэнгё передал своему господину, Великому министру, бумагу с опровержением тех слухов, а министр получил её в двадцать восьмой день той же луны.
Ещё Масакадо, в доказательство собрав доклады правителей пяти земель — Хитати, Симоса, Симоцукэ, Мусаси и Кодзукэ, во второй день пятой луны того же года представил ещё одно послание с опровержением обвинения в мятеже. А в начале шестой луны Скэ-но Ёсиканэ-но асон слёг и, приняв постриг, преставился. После этого некоторое время было тихо. Кроме того, между новым правителем земли Мусаси Кудара-но Садацурой и наместником Окиё-но Оокими согласия не было. Наместника к делам управы не допускали, и он подался в Симоцукэ в обиде на этот мир.
Исходя из прекрасных отзывов из разных земель, заслуги Масакадо признали при дворе. Осыпан он был высочайшими милостями, так что весть о том разошлась далеко за пределы ближних земель.
А жил в то время в земле Хитати Фудзивара-но Харуаки, и с приспешниками своими он своевольничал и притеснял народ. Во время жатвы отбирал весь урожай до последней охапки, даже и то, что должно было идти в казну. То и дело унижал и оскорблял он посланцев из земельной управы, а простых людей запугивал и обирал. Посмотреть на то, что творил он — куда там варварам и и ди[40], послушать о делах его — ни дать ни взять разбойник с большой дороги. Начальник управы земли Хитати, Фудзивара-но Корэтика асон, желая получить налоговое зерно, раз за разом писал ему послания, однако же Харуаки только противился и отказывал, и в управе так и не появился. Отложившись от государя, всё больше он злобствовал; поступая своевольно, всё буйнее бесчинствовал в стране. Тогда начальник управы послал донесение в Государственный совет и, следуя приказу, выступил на Харуаки, дабы его покарать. Тот же, захватив жену и детей, в спешке перебрался в уезд Тоёда земли Симоса, по дороге обобрав казённые запасы в уездах Намэката и Коти земли Хитати; количество же украденного указано в подневных записях правителей тех уездов. Писано тогда было в землю Симоса и к Масакадо, чтоб изловили Харуаки и переправили в Хитати. Однако же те ответили, что беглец скрылся, и желания разыскивать его не проявляли. Прослыл Харуаки заклятым врагом земли Хитати и разбойником в своём уезде.
Грабил Харуаки проезжих на дорогах и тем кормил семью. Отнимал у людей ценности, и тем платил своей дружине.
Масакадо всегда помогал обездоленным и благоволил несчастным. А тот Харуаки копил в душе змеиный яд, затаил в душе волчью злобу на правителя Корэтику. То думал скрытно зарезать его, а то хотел собрать войско и сразиться с ним. Посоветовался он об этом с Масакадо, и решили они объединиться. Стал Харуаки стягивать силы и готовиться к сражению, и вот все планы были составлены.
Масакадо и Харуаки собрали оружие по земле Симоса, призвали воинов из-за её пределов и в двадцать первый день одиннадцатой луны второго года Тэнгё выступили в землю Хитати. Начальник управы к тому времени подготовился и уже поджидал их. Тогда Масакадо предложил ему: «Давайте пошлём в земельные управы послание, в котором разрешим Харуаки жить в земле Симоса и скажем, что преследовать его не следует!» Однако же начальник ответил отказом и объявил войну. И когда стали сражаться, со стороны земельной управы полегло ни много ни мало три тысячи воинов, а Масакадо всего с тысячей с лишком окружил управу, обложил её с запада и с востока. Начальнику пришлось признать свою ошибку и сдаться. Случившийся в то время в управе высочайший посланник также кланялся Масакадо с извинениями. Все, кто носил одежды из тонкого шёлка, собирались к Масакадо подобно облакам; редкостных даров навалили горой, как палочек для гадания. Пятнадцать тысяч тан шёлка отняты пятью хозяевами. Дым из печей уж не курится там, где более трёхсот домов обратились дымом! Красавицы, подобные Си Ши[41], что рисуют на расписных ширмах, сгорают от стыда, лишившись одежд в одночасье. Ограбленные монахи и миряне живут в смертном страхе… Тысячи, десятки тысяч — не счесть отобранных богатств — сёдел, изукрашенных золотом и серебром, шкатулок, инкрустированных самоцветами. Накопленное множеством домов — кто отобрал, кто присвоил, уж и неведомо. Монахи и монахини государственных храмов выполняют прихоти солдатни, немногие оставшиеся в управе мужчины и женщины из знатных родов пребывают в унижении. Горестно, что от кровавых слёз краснеют одежды начальника управы. Прискорбно, что чиновники управы падают ниц в грязь перед захватчиками. Нынче направился солнечный ворон к закату в этот день гнева, и на следующее утро мятежа у правителя отобрали печать и ключи[42]. Лишив должности правителя уезда и государева посланника, Масакадо увёл их с собой. Служащие управы в безутешном горе: кто затаился за казёнными постройками, а кто бесцельно блуждал по дорогам. В двадцать девятый день Масакадо прибыл в свою усадьбу Камава в уезде Тоёда. Правителя уезда и посланника поселили в одном доме, и сон не шёл к ним, и кусок не лез в горло, хоть и утомились они от горестей и печалей.
42
Печать для государственных документов и ключи от государственных хранилищ — регалии правителя провинции в средневековой Японии.