Хана незаметно обернула кончик своего оби вокруг пальчика левой руки, что-то прошептала, и… о, чудо! Маленькие разноцветные раковинки мигом превратились в золотые, ярко горевшие в лучах солнца монеты.
– Возьмите эти монеты и поделите их между собою! – произнесла надменно Хана и отошла от подруг с видом владетельной королевы.
Розовые мусме стали подбирать золотые монеты, кидая завистливые взгляды на уходившую Хану. Они решили, что перед ними не простая японская мусме, а какая-то волшебница.
Было утро, золотое утро Востока. Солнце радостно купалось, как беспечный ребенок, в хрустальных водах синего океана.
Мусме Хана шла по тропинке между двумя засеянными рисом полосками поля. За нею шла огромная толпа ее подруг. С тех пор как они узнали могущество Ханы, они уже ни на шаг не отставали от нее. Хана была богата. Хана была знатна, Хана обладала чудодейственной силой. Люди богатство и знатность ставят выше всего, и немудрено поэтому, что за мусме Ханой шли теперь целые толпы ее сверстниц.
Они шли широкими полями, сожженными солнцем. Это были опустевшие поля, на которых уже ничто не произрастало. В стране свирепствовал неурожай, и желтые, сожженные солнцем поля не производили ни одного колоска.
Ухоженным, смеющимся мусме то и дело попадались навстречу голодные оборванные, озлобленные от нищеты люди; они кричали грубыми голосами:
– Вы, дети богачей! Подайте нам на хлеб! Мы умираем с голода!
У Ханы было доброе сердце и чуткая душа. Чуткая душа была у мусме Ханы.
Она раздала все золотые монеты, которые имела, голодным, озлобленным людям, и когда у нее не осталось ни одной иены, она тихонько обернула кончик своего черного оби вокруг пальца, и в следующее мгновение желтые поля покрылись спелым рисом, который у японцев составляет главную пищу. Его было так много, что им можно было накормить досыта самую огромную страну.
Голодные люди бросились было собирать посевы, но силы им изменили, исхудавшие тела, изможденные голодом, не могли двигаться, слабые руки уже не могли работать. Тогда они с угрожающими криками и с поднятыми кулаками кинулись к Хане.
– Ты колдунья! – кричали они. – Ты злая волшебница! Ты дала нам пищу, чтобы раздразнить нас, но собрать мы ее не можем, у нас нет сил на это! Мы тебя убьем!
У них были такие озлобленные, свирепые лица, а глаза их сверкали такой ненавистью и отчаянием, что богачки-мусме разбежались в страхе, и Хана неожиданно осталась совсем одна.
Ничуть не смущаясь, она снова обернула кончик оби вокруг своего розового пальчика, и что же? Целая толпа невольников появилась среди рисового поля. Они мигом срезали жатву и, собрав в снопы, понесли с поля. Теперь уже несчастные голодающие не бранили Хану, не угрожали ей.
– Светлая богиня Кван-Нан! – кричали они. – Смилуйся над нею! Помогите ей, добрые духи, во всех ее делах!
И они стремительно кинулись следом за невольниками, уносившими рис. Хана осталась одна.
Вдруг до слуха Ханы долетел звук песни, прекрасной, как волшебный сон. Юная мусме замерла на месте. Восторг наполнил ее душу; она вся превратилась в слух. Звуки неслись из соседней рощи, лежавшей недалеко от того места, где она находилась.
Хана долго стояла без движения, пораженная, и очарованная дивной песнью. От песни веяло то тихим, ласковым плеском волны, то шепотом лотосовых полей, то звуками сладкой «ше», любимого музыкального инструмента японцев.
Молоденькая мусме кинулась в рощу и изумленная остановилась перед огромным столетним деревом, у корней которого сидел красивый юноша в потрепанной одежде бродячего певца. Он-то и пел так сладко, что можно было невольно забыться от его песни.
– Здравствуй, юноша! – произнесла Хана, глядя во все глаза на певца.
– Здравствуй, красавица мусме! – отвечал тот приветливо.
– Что за песню ты поешь здесь один? – снова спросила Хана.
– Я слагаю ту песню, которую скоро я буду петь во дворце микадо в день большого праздника, – отвечал он. – Ты знаешь, пригоженькая мусме, что наш великий микадо и повелитель хочет женить своего сына, наследника престола. В следующее новолуние в дворце микадо соберутся все знатнейшие красавицы Дай-Нипона, и между ними принц выберет себе супругу. Этой счастливице я должен буду пропеть хвалебную песнь.
– О, благодарю тебя, певец! – вскричала Хана. – Благодарю заранее! Ведь император выберет сыну в жены меня и только меня!
Голубые глаза певца блеснули насмешкой. Он весело рассмеялся и вскричал:
– Слов нет, что ты очень милая, мусме; но во дворец микадо смогут пройти только те девушки, у которых будут самые роскошные оби, то есть самые знатные мусме.