Буддизм с его многочисленными направлениями и сектами получил широкое распространение и все еще господствует над населением многих стран Юго-Восточной Азии, однако редко где эта религия создала такое множество столь грандиозных храмов и памятников, как в Японии.
Возвращаясь точно в трансе, в том состоянии, при котором какие-то силы подсознания стремились заглушить у человека господство воли, вызвать затемнение его сознания, трезвого рассудка, из только что увиденного мира странных верований и магии, облаченных в мантию буддизма, вы невольно испытываете ощущение, будто очнулись ото сна, выбрались из омута канувших в Лету веков и вновь вдохнули свежий воздух солнечного дня.
Буддийские религиозные идеи, направленные на вытравление у человека жизнедеятельности и творчества, неизменно вызывали в здоровых силах японского народа естественный протест, будили силы сопротивления и борьбы. Это нашло свое яркое проявление, в частности, в литературе, особенно фольклорного характера. Японским народом сложено множество былин, создано немало замечательных сказок. В одной из популярных антибуддийских японских сказок рассказывается о том, как три путника состязались в искусстве слагать песни.
Как-то раз настоятель буддийского храма, странствующий монах, «ямабуси», и крестьянин отправились втроем на поклонение в храмы Исэ. С утра они бодро шли по дороге, но когда взошло солнце, их начал томить летний зной.
Вот монах-ямабуси и говорит:
– Ну и жара сегодня! Далеко мы так не уйдем. Давайте сделаем вот что: пусть каждый сочинит по песне. Кто сочинит хуже всех, тот пусть и несет поклажу! – Сказал он так, а сам подмигивает настоятелю.
Настоятель согласился:
– Ловко ты придумал! Так и сделаем.
А сам думает: «Придется нести нашу поклажу крестьянину! Разве он сочинит хорошо?»
Первым должен был сложить песню настоятель. Он и говорит:
Следом за ним стал слагать песню монах-ямабуси. Он решил тоже воспеть что-нибудь огромное, чтобы не уступить настоятелю.
Переглянулись оба с ухмылкой и говорят:
– Ну-ка, крестьянин, теперь твоя очередь!
– Что ж, раз так, я тоже сложу песню, – сказал крестьянин. И, посмеиваясь, пропел:
Среди других исторических памятников в Нара большой известностью пользуется буддийский храм Сангацудо («Мартовский зал»). Храм, построенный из досок криптомерии 1200 лет назад, славится своим огромным изваянием Будды, считающимся одним из крупнейших в мире. Статуя Будды, являющаяся памятником мирового значения, представляет большую историческую и художественную ценность благодаря чрезвычайно тонкой, филигранной работе. Будда украшен драгоценными камнями, которых насчитывается свыше двадцати тысяч.
Неподалеку от храма Сангацудо установлен громадный бронзовый колокол, японский «Царь-колокол». По сведениям японских справочников, этот колокол, весящий 48 тонн, был отлит около 1200 лет тому назад, а время создания нынешнего подколокольного сооружения насчитывает более 800 лет. Издаваемый от удара колокола звук длится около двух минут.
Все эти прекрасные творения были созданы гением народа, руками простых людей, в тяжкой борьбе со стихиями природы и огромными лишениями. Но ни роскошные дворцы, ни эти грандиозные храмы, ни обширные и тщательно, подобно кружевам, обработанные поля никогда не принадлежали тем, кто их созидал своим трудом и кровью. Они становились собственностью других, тех, кто ни одного гвоздя своей рукой не забил, никогда мотыги в руки не брал. А трудовой люд, закончив создание дворцов в одном месте, перекочевывал вместе со своим жалким скарбом на другое место, где волею сильных мира решалось возводить новые дворцы и храмы. Им платили столько, чтобы они лишь не голодали и не начали бунтовать. А когда рабы восставали, их с беспощадной суровостью подавляли, казнили, повсеместно выставляя на шестах отрубленные головы повстанцев для устрашения и назидания. И так продолжалось тысячелетиями, из поколения в поколение. Так продолжается в Японии в наши дни. Менялись лишь правители, одни приходили на смену другим, но при всех переменах династий и императоров цели рабства сохранялись, народ из ярма вековечного не высвобождался. И мы видим, как вокруг изумительных храмов и дворцов, без пышного пафоса и царственного великолепия «сынов неба» живет и сегодня, как жили его предки за сотни поколений до него, в скромности и безмерном труде простой японский народ, бессмертный, как гордая своей простотой и величием Фудзи.
Мы покидаем город храмов, памятников старины, минувшей славы. Нара дремлет. Древняя безжизненная Нара. Все в ней обращено в бездну прошлого. И меня не покидает ощущение страшной пустынности этого прославленного в истории Японии города. Словно по сказочному велению Нара застыла в своем необыкновенном развитии, ознаменовавшемся в эпоху становления японского феодализма.
Никко – солнечное сияние
Режущая глаз золотая глазурь забрызгала широкие просторы зеркальной глади залива, перебросилась по каменистым отвесам побережья и бросила длинные зигзагообразные лучи на изборожденную вершину взметнувшейся в небо горы. Небольшие, полупрозрачные клочья разорванного неспокойным, мечущимся ветром тумана проносятся перед нашими глазами и вскоре растворяются где-то совсем близко.
За окном экспресса, который мчит нас в Никко – город префектуры Тотиги, точно кинокадры мелькают поливные рисовые поля, раздробленные на мелкие лоскуты, образующие пеструю мозаику. Временами встречаются буйволы, медленно передвигающиеся, будто плывущие, в топкой тине распахиваемого поля, а позади животного – погон-шик, погрузившийся до пояса в густую вязкую массу, залитую студеной водой, которую он, как и животное, разрезает собою.
Нескончаемо тянется вереница приземистых сельских хижин, однообразных серых построек.
Временами внезапно возникают громадные заводские корпуса с высоко взметнувшимися дымящими трубами из красного кирпича. Поездка по японским железным дорогам, полностью электрифицированным и с большой точностью обеспечивающим движение электропоездов, во многом напоминает путешествие на автомобиле. Извилистые горные дороги, с которыми мне пришлось познакомиться в разных районах Японии, едва ли уступают в чем-либо аналогичным по профилю дорогам Швейцарии, Италии или Австрии. Склоны гор с цитрусовыми садами, чайными плантациями, рисовыми поливными полями и огородами так же сменяются населенными пунктами с промышленными предприятиями, множеством заводских труб, фабричными корпусами.
Слева из миражного солнечного тумана в ранних утренних лучах выросла изумительно стройная вершина Фудзияма.
Панорама Никко – одного из наиболее колоритных по своей живописной природе и расположению городов Японии – ярко передает гордое величие живой природы этой островной, преимущественно горной страны. «Никко» по-японски означает «Солнечное сияние». Недаром среди японцев широкой известностью пользуется выражение: «Не говорите „изумительно“, пока не увидите Никко!» Мы любуемся в Никко отвесными громадами скал, устремленных, кажется, к самому небу. Они представляются неизмеримо высокими, потому что их едва видные пики растворяются в молочной пене стремительно летящих облаков.
Никко, как одно из «священных мест» и достопримечательностей Японии, привлекает колоссальное количество паломников и туристов. Сюда устремляются японцы из различных мест своей страны и множество зарубежных туристов. Это вызвало к жизни большой и своеобразный промысел. И здесь японцы проявили себя как незаурядные психологи, предприимчивые коммерсанты. Они давно уже сообразили, что их исторические места, живописные озера и вулканические горы могут весьма эффективно эксплуатироваться для извлечения иностранной валюты, которая затем может быть обращена на приобретение за границей необходимого Японии сырья, машин, недостающих продуктов и т. п. Отсюда возникла хорошо налаженная система обслуживания иностранных туристов, а также «деловая вежливость» и «предупредительность».