Энн втянула в себя воздух. Счастье Зигни и ее семьи принесет ей самой освобождение от напряжения, которое не отпускает ее столько лет. Счастье Зигни станет доказательством, что возможно все, пока ты жив.
Энн подошла к зеркалу вплотную. На нее смотрела молодая стройная женщина. Молодая… Хм. А как определяется возраст? Ну не по морщинам же, черт побери! Она усмехнулась. Ее лицо уже тронули морщинки, но они не слишком беспокоили ее. Влага еще не ушла из клеток и подбородок не покрылся трещинками морщин, словно тонкое стекло от удара. У нее еще есть время быть женщиной, быть матерью, об этом каждый месяц ей напоминает боль внизу живота.
Возраст женщины выдают глаза — обращенные в себя говорят о том, что уже есть что перебирать в памяти. А в глазах Энн — энергия, и она еще долго в них будет светиться. Рыжие кудряшки все еще образуют золотой нимб вокруг головы, еле заметные веснушки — с возрастом они поблекли — придают лицу задор. О, конечно, конечно, в ее натуре есть еще драйв, как говорят американцы, иначе она ни за что бы не додумалась до того, до чего додумалась.
По электронной почте для Салли Стилвотер пришло сразу два приглашения. Из Ирака и из Кении.
— Прис?! — громко кричала в телефон Салли, сидя перед экраном компьютера, — я просто уверена, что нам надо поехать в Черную Африку. Если не мы, то кто? — тараторила она без остановки.
Салли обосновалась в том самом маленьком кабинете на втором этаже дома в Миннеаполисе, в котором Зигни когда-то корпела над переводами. Салли превратила кабинет в подобие офиса — поставила факс, стеллажи, где хранила архив, вела переписку, связывалась по электронной почте с женщинами многих стран мира. Она собиралась стать членом Международной федерации женщин и — Кен знал ее тайную мечту — занять в этой организации один из ключевых постов. Салли хотела вовлечь в это дело и подрастающих дочек. Что может быть интереснее, чем носиться по всему миру и чувствовать себя повсюду необходимой?
— Нет, Прис, ты не понимаешь. Сейчас ехать в Ирак — это чистой воды политика. Мы, женщины, должны действовать тоньше. Нет, нет и еще раз нет! Дело вовсе не в том, что нас могут в Ираке подстрелить. Нет, с нас там станут сдувать пылинки, но сам факт… Ага, ну ты подумай. Да, я так считаю. — Салли повесила трубку. — Кен! Ну почему они такие несообразительные? Присцилла Липпи просто тупица, черт бы ее побрал!
Какой все-таки невыносимо громкий голос, поморщился Кен, который никак не мог отучить жену от простонародной привычки кричать. Наверное, в ее крови есть примесь итальянской, иначе как объяснить этот гортанный, протяжный крик? Он как-то спросил у Салли, нет ли у нее в роду итальянцев, а она в ответ весело расхохоталась и проговорила своим низким вибрирующим голосом: «О, как бы я хотела, чтобы они были! Тогда ночами я не давала бы тебе вообще закрывать глаза!»
— Не шуми, дорогая, — попросил Кен. Ты обязательно выдрессируешь Присциллу.
— Не сомневаюсь. А сейчас мне надо добить Дебби. Каламбур? Ха-ха! Если она за меня, то мы точно полетим в Найроби.
О чем говорить, Салли «добила» не только Дебби. Присцилла Липпи снова позвонила и рыдала от счастья, что прозрела наконец и поняла тонкий расчет Салли. «О, Салли, если ты когда-нибудь не станешь конгрессменом, то я должна буду выпить до дна озеро Виктория», — уверяла Присцилла.
Кен хохотал, слушая излияния Присциллы в исполнении жены. А что, чем черт не шутит? Салли впрямь может занять пост в руководстве Международной федерации женщин, как и задумала.
— Кажется, ты не была только в Африке?
Кен спросил, чтобы задать хоть какой-то вопрос и этим обозначить свой интерес к делам жены. На самом деле сейчас ему было абсолютно все равно, куда отправится его неугомонная супруга. Потому что он должен думать совсем о другом — об открытии выставки своих работ в университетском центре. И если эта выставка пройдет так, как он задумал, то ему обеспечена в университете кафедра таксидермии. Нет, это не означает значимой прибавки в доходах, но престиж!
— Кен? — позвала его тихонько Салли, незаметно подкравшись к нему.
Он улыбнулся и обнял ее. А сам подумал: пожалуй, не так уж плохо, что она уедет хоть ненадолго. Ее непомерный сексуальный аппетит начал утомлять Кена.
— Дорогой, ты посмотри, какая умная у тебя жена.
Он вздрогнул. У него есть уже, то есть была уже умная жена, и ее звали не Салли.
— Это ведь я придумала вышить портреты детей на одеяле «Дети Мира». Портреты наших девочек получились лучше всех! По-моему, у меня дар к вышиванию, посмотри, я гладью вышила глазки. — Она бросила на пол легкое одеяло.