Боль снова стиснула сердце Кена и поднялась к горлу.
Но боль уже от другого — Кену стало стыдно перед покойной Салли за странное чувство благодарности — как вовремя она ушла из его жизни.
А девочки? Они ведь тоже были. Но их больше нет.
Он снова посмотрел на Зигни. А может, она колдунья? И сама подкинула мне Салли — как заменитель. Как «нутрисвит» вместо сахара. Заменять ее до тех пор, пока она не закончит дело своей жизни. А теперь Зигни возвращает меня себе?
Какая ерунда! Они погибли, это трагический случай, при чем здесь Зигни? — принялся Кен защищать ее от самого себя.
— Кен, как я тебя люблю… — услышал он тихий шепот.
Уголок рта Кена скривился, будто он хотел что-то сказать — неприятное, чтобы Зигни поняла: он не игрушка в ее руках.
— Кен, я тебя люблю. И любила всегда. Я ничего не могла поделать с собой.
Конечно, любила, Господи, разве можно меня не любить? — самодовольно, как прежде, подумал Кен, понемногу возвращающийся к жизни. Не я потерпел поражение от Зигни, нет, я победил ее. Она ведь собиралась всю жизнь переводить свои стихи, но сделала это во много раз быстрее и снова готова стать моей женщиной!
— У тебя были без меня мужчины? — вопрос вырвался сам собой, и, когда Кен произнес его, ему захотелось затолкать слова обратно себе в глотку.
Но Зигни быстро ответила:
— Тебе трудно в это поверить, но никого после тебя не было.
— Почему же трудно… — Кен улыбнулся, а она засмеялась.
Зигни не лгала.
— У меня были поклонники, они предлагали даже руку и сердце, они ведь не знали, что мое сердце занято.
— Японцами?
— Тобой, мой дорогой.
Кен вскинул руки и обнял Зигни за плечи, притянул к себе.
— Ну что, начнем сначала?
— Давай продолжим. Давай не будем противиться судьбе. Она не случайно снова свела нас вместе.
— Как по этому случаю высказались бы твои японские любовники? Я ведь понимаю, у тебя была толпа японских мужчин, с которыми ты жила все эти шесть лет без меня.
— Можно сказать и так, Кен. Их было ну… примерно пятьсот. Но, вспомни, кто бросил меня в их объятия? Разве не ты сам привез меня в дом своего знаменитого деда? В Вакавилл?
— О да. Этот старый сквалыга все тащил туда. Нет чтобы собирать свой гербарий, так он прихватил…
— Даже книгу, в названии которой есть слово «листья». Он был однолюб, твой дед. Я тоже однолюб, Кен. Тебе везет на однолюбов.
— Согласен. — Он немного подумал и добавил: — Может, я и сам такой?
Зигни улыбнулась и заложила длинную прядь светлых волос за ухо.
— Ты просил меня прочесть что-нибудь, подходящее моменту?
— Да.
— Ну может, вот это.
Говорят, что любовь —
Лишь пустые слова,
Но люблю я любовью другой:
Мне отныне тебя никогда не забыть,
Пусть я даже умру от любви!
Слабая улыбка пробежала по губам Кена. А Зигни наклонилась к нему и накрыла своими губами его губы.
— Ты понял меня, дорогой, Кен?
— Мы оба все поняли, милая шведская Златовласка. Наверное, ты обвила меня своими длинными волосами, закрутила, как в кокон, поэтому я никуда не смогу от тебя деться…
Эпилог
Прошло три месяца. Кен Стилвотер стал бодр и свеж, его сердце работало, как часы после починки умелого мастера. Они с Зигни приехали в Вакавилл, чтобы приготовиться к празднику по случаю выхода двадцатого, последнего, тома переводов.
— Зиг, как ты думаешь, хватит столов для угощения, которые я вынес в сад?
— По-моему, да, — сказала Зиг, появляясь в дверном проеме кухни. — И обязательно надо сделать маленькую эстраду. Это будет грандиозный праздник поэзии. Приедут местные японцы, филологи из Нью-Йорка, из Европы, конечно же мой издатель Пол Джексон. Жаль, мой отец не сможет. Знаешь, специально для него я сделала окончательный перевод статей о маме и оформила в виде альбома. Папа был тронут и признал, что я состоялась как переводчик.
— Еще бы, — Кен улыбнулся, — конечно, состоялась!
— Да, Энн и мальчики появятся сегодня вечером. Энн только что звонила из Миннеаполиса.
— О, они уже там?
— Да, они выбрали удачный рейс из Европы.
— Отлично, я слышал телефонный звонок, но, знаешь ли, увлекся, никак не мог оторваться от девятнадцатого тома.
Зигни зарделась.
— А… почему?
— Да вычитал там кое-что знакомое.
— И давно ты стал понимать японскую поэзию?
— К сожалению, недавно, моя дорогая Зигни. — Он медленно подошел к ней. — Раньше я был недостаточно взрослым, Зиг. Наверное, ты воспринимала меня как своего третьего сына. Теперь я повзрослел.