Тираж этой рисованной мини-эпопеи получился феноменальным, её переиздали бесчисленное количество газет по всему миру, и даже в России она спустя время вышла несколькими тиражами под эгидой «Московского листка», с приличествующими правками, разумеется. В США её местное переиздание, хотя и неверно, считают первым комиксом в истории. Японский посол при дворе Её Величества королевы даже заявил протест против оскорбления Небесного Государя, имея в виду шестой рисунок, однако кого интересуют жалкие взвизгивания неудачников? Министр иностранных дел даже не принял его лично, а письменную ноту оставил без внимания.
В России, как обычно, с газетной информацией о событиях дело обстояло гораздо хуже. Царь лично наложил запрет на публикацию сведений о состоянии цесаревича и характере его ранений. Газетные цензоры наперебой принялись дополнительно ужесточать запреты, и в результате там, где в точных сведениях были заинтересованы больше всего, их оказалось всего менее. Информация, разумеется, просачивалась, но в основном неполная или неверная, на уровне слухов и домыслов. Известный московский репортёр и острослов Владимир Гиляровский после первых вестей о покушении в Оцу и не имея сведений о последующих событиях, блеснул эпиграммой:
Происшествием в ОцуОпечален царь с царицей.Тяжело читать отцу ,Что сынок побит полицией.Цесаревич Николай,Если царствовать придётся,Никогда не забывай,Что полиция дерётся
- и это стало самой популярной сплетней в европейской России на какое-то время.
1 15 кабельтов = 1,5 морской мили, примерно 2,8 км. На 1891 год — очень большая дистанция
2 Во время визита в Японию принц Генрих Прусский, второй сын правившего кайзера, был арестован городовым «за охоту в неположенном месте» и провёл ночь в полицейском участке
В Японии дело обстояло с точностью до наоборот. Очевидцев и участников событий было с избытком — их оказалось даже больше, чем всех жителей Оцу, Киото и Кобе, вместе взятых, считая грудных детей. Японская пресса в количестве трёхсот с лишним только крупных газет, появившаяся как явление меньше двадцати лет назад, слыхом не слыхивала о цензуре и была по-настоящему независима. Как не зависящей от партий и олигархов, ей приходилось подстраиваться под мнение читателей, а не навязывать им своё. Население же Японии, за исключением коллаборационистов в Нагасаки, кормящихся от иностранных эскадр, и влачащих жалкое существование нацменьшинств на Хоккайдо и Рюкю, страстно желало одного — изгнания иностранцев, и по возможности их последующего порабощения.
При таких обстоятельствах, направленность газетных статей была очевидной. Если в вечерних выпусках в Киото от двадцать девятого апреля, то есть в день первого покушения, ещё просматривалась симпатия к Николаю и неловкость за происшествие, то утренние токийские газеты от тридцатого уже кипели негодованием из-за побоища в порту Кобе и захвата города русскими. Попытки правительства и императорского двора оказать давление на прессу и смягчить её риторику не имели успеха - попросту говоря, чем агрессивнее были статьи в газете, тем лучше она продавалась. Жуткие подробности, высосанные «очевидцами» и даже реальными беглецами из Кобе из пальца, расходились по всей стране, разжигая костёр народного негодования. Однако это было только начало.
Императорский поезд покинул Кобе после второй встречи с Николаем, направляясь в Токио, когда газеты разродились полуденными спецвыпусками. Неслыханное унижение страны Ямато! Славная гибель эскадры японского флота в неравной борьбе с русскими бронированными исполинами! Русские аннексировали Курилы, Цусиму и Рюкю, замкнув Японию в кольце подконтрольных им территорий! Цвет японского юношества погиб, был сожжён заживо, сражаясь с беспощадными агрессорами!!! Страна буквально взорвалась от горя и праведного гнева.
Тайный Совет заседал непрерывно с того момента, когда его собрал император, Советники лишь ненадолго покидали зал, чтобы вздремнуть полчаса или подкрепить силы чаем и закусками. До поры японские политические тузы не обращали внимания на газетную визготню, однако к обеду игнорировать происходящее стало уже невозможно — в столице начались народные волнения. Обстановка по всей стране накалялась, начинались погромы иностранцев, ситуация выходила из-под контроля.
При таких обстоятельствах императорский поезд доставил Небесного Государя, а также иностранных дипломатов и журналистов в столицу. Государь отправился к себе во дворец, дипломаты — по своим посольствам, а журналисты бросились кто привычно — на телеграф, а кто порассудительнее — в порт, покупать билеты на ближайший пароход прочь из Японии.
К вечеру обстановка в столице накалилась до предела. Русский посланник Шевич, решившийся отправиться в японское министерство иностранных дел для обсуждения передачи свежеполученных из рук микадо островов, подвергся нападению группы патриотично настроенных бывших самураев. Немолодой дипломат, однако, оказал отчаянное сопротивление, при виде мечей без колебания пустив в ход револьвер системы «бульдог»1, лежавший в его жилетном кармане. Первый из нападавших был убит выстрелом в сердце, второй получил пулю в живот и в страшных мучениях умер на соседней улице, до которой сумел доползти, оглашая окрестности жуткими стонами. Третьему уже поваленный на землю посланник прострелил колено и бедро, и уцелевшие четвёртый и пятый с огромным трудом утащили его с собой, заливая улицы кровью из перебитой артерии. На земле позади них осталось изрубленное тело старика, доказавшего, что русская дипломатия способна внушать не меньший ужас, чем жерла русских пушек.
Нападению следом подверглось и русское посольство, причём его штурмовала многотысячная толпа. Весь персонал посольства и члены находившихся в нём семей дипломатов погибли, здание было сожжено дотла и практически разрушено до основания, став причиной обширного пожара в прилегающих кварталах.
Это уже без малейших сомнений была война, ни одна европейская держава не спустила бы подобного никому, тем более азиатам. Получившие сведения о происшедшем наиболее авторитетные Советники отправились к императору, чтобы сообщить ему, что всё было напрасно. Детали их беседы и слова, сказанные в ответ Государем, остаются неизвестными до сих пор, однако наутро было объявлено, что император Мейдзи скончался от пережитого при встрече с русским наследником унижения, и Страна Восхода Солнца отныне находится в состоянии войны с Российской империей. Соответствующие уведомления были направлены телеграфом в Петербург и другие европейские столицы, а также назначенному регентом при одиннадцатилетнем новом императоре Ёсихито принцу Арисугава Тарухито, по совместительству начальнику штаба Императорской армии. Ещё раньше, ночью, получил телеграмму от Совета и Иноуэ Ёшика, командующий Флотом Готовности — основным боевым соединением Императорского флота.
Контр-адмирал барон Иноуэ Ёшика мог считать себя одним из патриархов японского флота. Все те, кого сейчас называли надеждой и опорой, ещё жидко пачкали пелёнки, когда он уже бился с британцами при Кагосиме и был тяжело ранен. Ни одна битва Войны Босин2 не обошлась без него, он был знаком с великим Сайго, и сыграл ключевую роль в открытии Кореи для японского влияния. Сейчас он командовал Флотом готовности, главным соединением боевых кораблей Японии... но время его уходило, ещё год-два, и его сменят нынешние, молодые да ранние, продвигаемые сверху и изо всех сил карабкающиеся наверх сами. Всё, что ему останется тогда — это управлять тыловыми базами и с почётом восседать в палате пэров, пока новое поколение желторотых флотоводцев командует свежепостроенными эскадрами.