2 В отличие от «Памяти Азова» и «Адмирала Нахимова», на «Мономахе» орудия главного и среднего калибра стояли не в закрытой батарейной, а на открытой верхней палубе. Таким образом, фрегатом этот корабль именовался незаслуженно, по правилам парусного флота имея право считаться лишь корветом. C классификацией кораблей в русском флоте всё было крайне сложно
3 Вопреки мнению современных «диванных экспертов», у кораблей с ромбическим расположением артиллерии три башни могут обстреливать отнюдь не любую точку горизонта — этому препятствуют надстройки, а также размещённые на палубе шлюпки и прочее
4 Привод горизонтального наведения башен «Адмирала Нахимова» был чисто механическим, за счёт вращения т. н. «розмахов» в нижней части барбета, приводимых в движение мускульной силой 10 — 12 матросов. Разворот башни на 180 градусов занимал от 4 до 8 минут, в зависимости от крена и волнения на море
Из всех кораблей, участвующих в бою, «Адмирал Нахимов» находился в самом сложном положении, какое только можно представить. Будучи на порядок сильнее любого из противников, он был вынужден спасаться бегством от ничтожных в сравнении с ним миноносцев. Сорокатонные скорлупки тридцатиметровой длины гнались за восьмитысячетонным, стометровым исполином, пытаясь выжать из своих изношенных котлов и машин хотя бы двадцатиузловую скорость. Их осталось только двое, несущих на бортах номера 1 и 4, но накоротке они всё ещё представляли собой смертельную опасность. Номер 3 покоился на дне гавани Кобе, потопленный шестидюймовками «Мономаха» ещё в первый день конфликта, а номер 2 с пробитым снарядом «Азова» котлом замер в полумиле позади ведущих смертельный бой основных сил. После мгновенной гибели «Котака», больше миноносцев у Японской империи не было.
Построенные около десяти лет назад, японские номерные миноносцы несли по два 14-дюймовых торпедных аппарата на носу. Это накладывало серьёзные ограничения на их тактику: к примеру, атаковать идущего полным ходом «Нахимова» со стороны кормы они не могли. Восемь тысяч лошадиных сил мощности его силовой установки, преобразованные винтами в поток отшвыриваемой назад воды, просто смыли бы торпеды обратно. Чтобы торпедная атака оказалась успешной, миноносцам нужно было нагнать русский крейсер, обойти его сбоку, повернуться к нему носом и выпустить торпеды ему в борт. К сожалению для японских миноносников, если прямо назад с русского крейсера могла стрелять только кормовая башня и несколько многоствольных пушек с мостика, то стоило им высунуться сбоку, как к ним начинали добавляться всё новые башни и стволы. Тем не менее, капитаны миноносцев продолжали атаку.
Бой крейсерских линий также вступил в решающую фазу. Стометровые корабли, сближающиеся с суммарной скоростью в тридцать узлов1, развили максимально возможную скорострельность, давая по залпу шестидюймовок каждую минуту с небольшим. Дубасов сблизился с продолжающими преследовать «Нахимова» японскими крейсерами до четырёх кабельтов, чтобы реализовать преимущество в количестве орудий и мощи главного калибра. Если бы не наличие у противника миноносцев, он сошёлся бы и ещё ближе, чтобы выпустить свои торпеды, а то и вовсе пойти на таран. Впрочем, действие артиллерии, виденное им в предыдущем и этом бою, уже всерьёз поколебало убеждения капитана2.
За считанные минуты, которые продолжалось сближение, корабли обменялись тремя залпами. В «Мономаха» попало три 15-сантиметровых снаряда, один из которых просто отрикошетил от поясной брони. «Такачихо» же сначала досталась пара шестидюймовых бомб, а затем Цывинский уложил в него один восьмидюймовый и четыре шестидюймовых снаряда из второго залпа. Клубы дыма и вспышки пламени испятнали борт японского флагмана, а следом «Нахимов» дал залпы из трёх своих башен, одна за другой, и все три корабля почти полностью скрылись за пеленой сгоревшего пороха.
Капитаны японских миноносцев продолжали атаку, но их уже ждали. Левая восьмидюймовая башня «Нахимова» дала залп, едва первый из них появился в прицеле. Два снаряда, выпущенных с трёхсот шагов, попали в цель в ту же секунду под острым углом. Первый вскрыл борт чуть позади форштевня, разорвал корпус как бумагу, вырвал с места оба торпедных аппарата, вышел через правый борт и нырнул в волну, не разорвавшись — он недостаточно замедлился об тонкую сталь бортов, чтобы сработал даже и чувствительный взрыватель системы покойного гения Барановского. Тем не менее, ударная деформация полностью разрушила носовую часть миноносца №1, тут же захлёстнутую волнами.
Второй снаряд запоздал лишь на долю секунды, врезавшись в корпус миноносца чуть левее предыдущего. Траектория привела его в котельное отделение, зацепленный краем котёл лопнул, выбросил перегретый пар и кипяток под колоссальным давлением, и попавшие под струи тела кочегаров за секунду превратились в выбеленные скелеты, полностью лишённые плоти. Снаряд же пробил переборку, врезался в паровую машину и взорвался. Корпус миноносца, с уже разваливающейся носовой оконечностью, распираемый давлением пара и энергией пороховых газов, разошёлся по швам и исчез под водой, не оставив после себя ничего на поверхности. Там, где только что рассекала волны сорокатонная конструкция из стали, управляемая волей и усилиями пары десятков человек, врезались в воду полдюжины снарядов из пятистволки Гочкисса, выпущенных впустую. Один из них достиг боевой части уже тонущей торпеды в вышвырнутом прочь с палубы миноносца торпедном аппарате, и поднятый детонацией столб воды взметнулся на десятки футов вверх.
Миноносец №4 миновал останки своего неудачливого собрата, ложась в крутой вираж. Сама конструкция корабля диктовала единственно возможный образ действия, и изменить было уже ничего невозможно — разве что обратиться в бегство, что было, конечно, немыслимо. Гибель первого миноносца лишь придала ожесточения экипажу второго. Кормовая шестидюймовка левого борта «Нахимова» выстрелила, но промахнулась, взметнув столб воды и облако водяной взвеси прямо перед форштевнем миноносца.
Матросы русского фрегата, находящегося на протяжении всего сражения на острие японской атаки, уже достигли крайней степени ожесточения, и тоже были готовы сражаться до последнего. Так близко враждебные корабли не сходились в бою, наверное, со времён битвы при Лиссе, и в ход вновь пошло всё вплоть до винтовок абордажных партий. Последний японский миноносец, засыпаемый четырёхлинейными пулями, сорокасемимиллиметровыми снарядами и очередями из тридцатисемимиллиметровых пятистволок с мостиков, рвался вперёд, отвечая частыми выстрелами спаренной тридцатисемимиллиметровки на крыше кормовой рубки. На батарейной палубе Николай, с невозмутимо-спокойным выражением лица, скомандовал залп и перешёл к носовому орудию. Три выстрела центральных шестидюймовок прогремели одновременно, срываемое ветром и скоростью фрегата облако дыма не закрыло обзора через порт первого орудия, и стало видно, как из облака пара и брызг выскальзывает почерневший, изорванный, на три четверти объятый пламенем, фонтанирующий столбами огня из труб и палубы силуэт. Миноносец ещё управлялся, кто-то выживший в этом аду пытался повернуть его носом к «Нахимову», чтобы пустить торпеды или хотя бы пойти на таран. Николай улыбнулся одними глазами — последний выстрел всё-таки останется лично за ним, уже привычно проигнорировал дёрнувшую лицо боль, бросил короткую команду комендору на горизонтальной наводке и скомандовал «Пали». Через мгновение ослепительная вспышка сверкнула на носу миноносца. Куски палубы взлетели вверх, один из них на секунду завис в воздухе, наискось плавно скользя к воде. Сорванные трубы разлетелись в стороны, облако пара зависло над водой, и из него неожиданно показался огарок почерневшего корпуса, ещё продолжающий по инерции двигаться в сторону русского фрегата. Заряжающий позади Николая, с искажённым жуткой гримасой лицом, вбивал в казённик пушки картуз с порохом, но в этом уже не было нужды — останки упорного японского миноносца исчезли в волнах.3