— Что случилось, мистер Девин? — спросила девушка.
— Не знаю, меня здесь не было, — ответил француз.
Осмотрев старичка и удостоверившись, что артериальное давление в норме, дежурный врач посчитал, что нет нужды снова отправлять его в больницу. И прописал постельный режим на два дня. А еще врач уведомил Ганса Фогта, что Девин больше не может оставаться на втором уровне, что пора переводить его на третий, где ему будет обеспечен постоянный уход. На следующий день директор собирался сообщить об этой перемене Девину. Эта обязанность всегда оставляла у него во рту привкус меди, ведь всем было известно, что третий уровень — это преддверие Парадиза, этаж без возврата. Но Фогта остановил гаитянин Жан-Даниэль: он принес скорбную весть. Слуга обнаружил Жака Девина холодным и окоченевшим, когда пришел помочь ему одеться. Врач предложил провести аутопсию, поскольку при вчерашнем осмотре не обнаружил никаких предвестников близкой смерти, однако Ганс Фогт не разрешил: зачем сеять подозрения по поводу чего-то столь предсказуемого, как кончина девяностолетнего старика? Вскрытие могло бы запятнать беспорочную репутацию Ларк-Хаус. Узнав о случившемся, Ирина долго плакала, потому что, сама того не желая, успела проникнуться нежностью к этому патетическому Ромео, но вместе с тем она почувствовала облегчение оттого, что от него освободилась, и тут же устыдилась этого чувства.
Кончина француза объединила клуб его поклонниц в общем вдовьем горе, однако они не смогли утешиться организацией похорон, поскольку родственники покойного предпочли ограничиться срочной кремацией. О Жаке Девине вскоре бы все позабыли, включая и влюбленных старушек; если бы не буря, разразившаяся по вине его семьи. Вскоре после того, как прах был без лишних кривляний развеян по ветру, так называемые наследники обнаружили, что все имущество старика завещано некоей Ирине Басили. Согласно короткой записке, сопровождавшей завещание, Ирина проявила к Девину нежность на последнем этапе его долгой жизни и поэтому заслуживает получить все. Адвокат Жака Девина пояснил, что его клиент продиктовал ему изменения в завещании по телефону, а потом дважды приезжал в его офис, чтобы прочитать бумаги и подписать их в присутствии нотариуса, и что он выглядел уверенным в своих действиях. Потомки обвинили администрацию Ларк-Хаус в преступном небрежении к умственному состоянию старца, а эту Ирину Басили — в краже с обдуманным умыслом. Они объявили о своем намерении обжаловать завещание и подать иск на адвоката за некомпетентность, на нотариуса за сообщничество и на Ларк-Хаус за моральный и материальный ущерб. Ганс Фогт принял воинство обделенных родственников со спокойствием и вежливостью, приобретенными за долгие годы директорства, но внутри он кипел от ярости. Он не ожидал подобного предательства от Ирины, которую принимал за безобиднейшее существо, однако человек учится всю жизнь, и доверять нельзя никому. Улучив момент, Фогт потихоньку спросил адвоката, о какой сумме идет речь, и оказалось, что предмет обсуждения — сухие земли в штате Нью-Мексико и акции различных компаний, стоимость которых еще подлежит уточнению. Денег как таковых было немного.
Директор попросил сутки отсрочки, чтобы придумать выход не такой дорогостоящий, как тяжбы, и срочно вызвал к себе Ирину. Он намеревался разгрести помойную яму, не снимая шелковых перчаток. Враждовать с этой шнырой не входило в его планы, однако стоило директору увидеть Ирину, он как с цепи сорвался.
— Как, черт возьми, тебе удалось, охмурить старикашку?
— О ком это вы, мистер Фогт?
— Что значит о ком? О французе, конечно! Как это могло произойти прямо у меня под носом?
— Прошу прощения, я вам не говорила, чтобы не беспокоить понапрасну. Я думала, что сама с этим разберусь.
— И прекрасно разобралась! Что я теперь скажу его семье?
— Им незачем это знать, мистер Фогт. Старики, как вам известно, влюбляются, но людей посторонних это шокирует.
— Ты спала с Девином?
— Нет! Как вы могли такое подумать?!
— Тогда я ничего не понимаю. Почему он назначил тебя наследницей всего состояния?