Так, сведения Мануйлова о взаимодействии грузинских революционеров-эмигрантов с Акаси легли в основу циркулярных указаний Петербурга полицейским властям Тифлиса.
Однако примерно с весны 1905 г. сообщениям Мануйлова в Департаменте полиции перестали доверять. Отчасти в этом был виноват он сам. И ранее имевший репутацию человека морально нечистоплотного, способного на подлог и мошенничество, в 1905 г. наряду с вполне правдивой и государственно важной информацией о начинаниях Акаси и его сообщников, Мануйлов завалил свое начальство огромным количеством документов, которые при ближайшем рассмотрении оказались «склеенными обрывками бумаг на японском языке из японских миссий в Париже и Гааге», «лишенными, — по отзыву чиновников Департамента, — всякого значения»{97}. Ситуация усугубилась еще больше, когда в марте 1905 г. кресло директора Департамента вместо Лопухина занял бесцветный судейский чиновник С.Г. Коваленский. По словам хорошо осведомленной петербургской официозной газеты «Новое время», «новый директор Департамента полиции Коваленский ничего не сделал для улучшения розыска. Он относился к этому делу более чем легкомысленно. Рассказывают, что им было получено донесение об отправке из Лондона в Финляндию оружия для подготовлявшегося в то время… восстания, причем указывались и лица, занимавшиеся этим делом. Коваленский продержал у себя это донесение в течение трех недель, и только случайно судно, севшее на мель в Финляндии, не доставило для… революционеров динамита и оружия»{98}.
В общем, Департамент полиции, хотя был вполне добротно осведомлен агентурой Мануйлова, не сделал ровным счетом ничего для предотвращения закупок оружия в Западной Европе и доставки его контрабандой в Россию. В результате вся подготовка экспедиции «Джона Графтона» прошла мимо внимания Петербурга, и о появлении в российских водах груженого оружием парохода революционеров здесь узнали в последний момент. Причем все это — в разгар русской революции.
Крест на полицейской карьере Мануйлова поставило появление в руководстве Департамента полиции его давнего недруга П.И. Рачковского. 28 июня 1905 г., по представлению последнего, всесильный товарищ министра внутренних дел Д.Ф. Трепов распорядился отозвать Мануйлова из Парижа. Свое последнее донесение оттуда Мануйлов отправил 11 августа 1905 г., затем вернулся в Петербург, а менее чем через год был и вовсе уволен из полиции.
Дешифровка в Сюртэ Женераль
Парижскую организацию, которая сотрудничала с русской тайной полицией в слежке за японцами в странах Западной Европы, в российских полицейских кругах, как правило, именовали «Французским разведочным бюро». Однако, строго говоря, в начале XX в. структуры с таким названием в составе французского правительства не существовало. Кроме того, в донесениях Мануйлова упоминается некий Моро (Moreau) как шеф этого «Бюро», которому русский контрразведчик якобы выплачивал крупные суммы за информацию о деятельности японцев{99}. Все попытки автора этих строк отыскать и идентифицировать полицейского чиновника с таким именем (а розыски велись широким фронтом — в Национальных архиве и библиотеке Франции, в Архиве МВД и других), увы, не увенчались успехом.
Контроль за иммиграцией и слежка за иностранцами во Франции в те годы были возложены на структурное подразделение Министерства внутренних дел и религии (Ministere de Interieur des Cultes) под названием Сюртэ Женераль (Surete General), если быть более точным — на второе бюро этого французского аналога петербургского Департамента полиции{100}. Перехват корреспонденции японской дипломатической миссии в Париже эта организация начала в марте 1904 г. В результате среди документов Сюртэ Женераль, которые также хранятся во французском Национальном архиве, имеется папка с зашифрованными японскими телеграммами{101}. Они представляют собой рукописные тексты без приложения дешифрантов и даже косвенного указания на их расшифровку.
Франкоязычные дешифранты 26-ти депеш японских дипломатов нам удалось обнаружить лишь в бумагах министра иностранных дел Т. Делькассэ в архиве французского МИД (Papiers Delcasse, Archies du Ministere des Relations Exterieures). Самый ранний из них датирован 9 декабря 1904 г., последний относится ко времени Цусимского сражения и помечен 29 мая 1905 г. Эти материалы представляют собой рукописные или машинописные тексты на рыхлой бумаге, скопированные методами фотопечати (цианотипией), либо на мимеографе и с приложением записок, суммирующих содержание документов{102}. По своему содержанию машинописные тексты идентичны тем, что хранятся в российских полицейских аривах как японские дешифранты. Их французское (от Сюртэ Женераль) происхождение подтверждает и «шапка» этих документов{103}. Все это неопровержимо свидетельствует о том, что телеграммы японских дипломатов, перехваченные и расшифрованные Сюртэ Женераль, передавались во французский МИД, а затем переправлялись российским полицейским властям{104}.