— Почему же не спросил? — раздались со всех сторон злые голоса. — Вот растяпа!
Подполковник с презрением смотрел на шумевшую толпу. Затем выпрямился.
— Тихо! Слушать мою команду!
Пленные затихли.
— В настоящее время в Рабауле сосредоточено около ста тысяч японских военнослужащих. Они разделены на десять дивизий, по десять тысяч человек в каждой, и находятся на собственном обеспечении. Вы будете распределены по этим дивизиям. Немедленно разберитесь на десять подразделений по пятьдесят человек.
Этот приказ окончательно сразил пленных. Такано воспринял слова подполковника болезненно, а Кубо и Исида сразу поняли, что это значит — раскидать пленных небольшими группами среди стотысячной армии, где, очевидно, будет строго соблюдаться устав. Нельзя же было всерьез поверить в то, что здесь, на острове, где была размещена такая большая воинская группировка, не нашлось казарм, чтобы поселить пятьсот пленных вместе. Значит, их размещают здесь вовсе не для того, чтобы они дожидались транспортного судна. Уж не состоялась ли здесь та самая окончательная передача их японской армии? И не подлежат ли они теперь репатриации на тех же основаниях, что и «потсдамские пленные»?
В этом распределении по пятьдесят человек ясно угадывалось желание рассредоточить пленных с острова Б. по разным частям, пресечь их влияние на остальных солдат. Можно, конечно, представить себе, как будут издеваться над ними в этих дивизиях! Страх охватил пленных, отчаяние наполнило их души — словно их уже вели к месту казни.
Когда группа в пятьдесят два человека, ядром которой стали Такано, Кубо и Ёсимура, прибыла на трех грузовиках в расположение N-ской дивизии, было уже больше десяти часов вечера.
В темноте совершенно ничего невозможно было разобрать. По дороге они попали под сильный ливень и промокли до нитки. Им отвели длинный барак, крыша и стены которого были сплетены из листьев кокосовой пальмы. Крыша, видимо, протекала, на земляном полу стояли лужи. Шлепая по воде, они молча разложили раскладушки и, сдвинув их потеснее, улеглись спать.
Проснувшись на следующее утро, они обнаружили, что их барак стоит на отшибе, за воротами лагеря дивизии, метрах в ста от них. Рядом установлен небольшой пост австралийской армии для наблюдения за входом.
Место расположения дивизии не было огорожено, по обеим сторонам дороги, идущей от ворот, тянулись бесконечные ряды казарм, а кругом, насколько хватал глаз, простиралась плантация кокосовых пальм. Эта плантация прежде, несомненно, принадлежала австралийцу. Казалось, казармы, крытые большими иссиня-зелеными листьями, по-пластунски ползут по земле в тени посаженных в строгом порядке — на расстоянии десяти метров одна от другой — пальм.
В то утро пленные проснулись от пения трубы, оно доносилось со стороны казарм — играли побудку. Звук трубы вдруг остро напомнил им ненавистные армейские будни, казалось забытые навсегда. Живо припомнилось, как по этому сигналу солдаты разом вскакивали, будто механические куклы, под резкие окрики командиров подразделений и дежурных унтер-офицеров поспешно убирали постели, а потом, грохоча сапогами, бежали на поверку.
Снаружи послышались голоса, выкрикивающие команду, — видимо, и тут началась поверка.
— Эй! Потише! Никак «памятку солдату» читают, — сказал кто-то. Все прислушались и отчетливо услышали монотонные голоса, казалось хором бубнившие молитву.
— М-да… И верно, «Пять пунктов» твердят. Ну и дела! Неужели и нас туда загонят?
— Ба! Опять что-то забормотали. Никак «Долгие лета императору»?
— Точно!
— Отсиделись тут, в Рабауле, и войны по-настоящему не видели. Видно, не верят всерьез, что война проиграна.
Накануне вечером поручик Накадзима проводил пленных в барак и ушел, оставив их одних, так что пока они вольны были делать все, что заблагорассудится. Прежде всего они натянули между пальмами веревки и развесили для просушки промокшую вечером одежду, затем вытащили остатки пайка, полученного в Лаэ, позавтракали и, сбив несколько кокосовых орехов с пальм, напились сока. А после завтрака слонялись вокруг барака или болтали с австралийскими охранниками (они, сменяя друг друга, по очереди отдыхали в стоявшем поодаль домике).
Пленные были очень удивлены, увидев, как солдаты их дивизии направились на работу. За большими воротами, на которых было выведено: N-ская дивизия N-ского района, располагался караульный пост части, и, проходя мимо него, солдаты торжественно печатали шаг, а если группой командовал офицер, старший в карауле громко кричал: «Смирно!», и караульные вытягивались по струнке.