Уснуть, однако, пленные не смогли — под москитными сетками было душно, а полотняные раскладушки казались узкими — они привыкли спать на сухих листьях прямо на земле. Сначала они тихо разговаривали, потом замолчали и стали дремать, изредка поскрипывая раскладушками.
Сквозь москитную сетку Ёсимура увидел темное звездное небо и сверкающий Южный Крест. Сердце невольно сжалось от мысли, что это созвездие, более яркое, чем Полярная звезда или Большая Медведица, нисколько не изменилось и никуда не переместилось с тех пор, как он впервые увидел его с палубы транспортного судна три года назад. Три яркие звезды, самые крупные в длинной веренице звезд Млечного Пути, образовали с другими, более мелкими, крест; и достаточно было взглянуть на небо, чтобы увидеть его прямо над головой. Когда Ёсимуре впервые объяснили это, он до боли в сердце почувствовал, как немыслимо далеко забрались они. И когда их рота укрывалась в джунглях, всякий раз, как он видел сквозь деревья это яркое созвездие, у него замирала душа. Однако теперь его одолевали совсем иные думы. Когда он сражался вместе с другими солдатами, ощущение, что находишься под далекими звездами, которых не видят люди твоей страны, было схоже с чем-то вроде тоски путешественника по родным местам — связь с родной землей не прерывалась. Теперь же Япония казалась очень далекой. Даже если он и сможет когда-нибудь вернуться в родные края, как говорит Арита, то только как отверженный, с вечным клеймом предательства на лбу. Так стоит ли вообще возвращаться?
Тадзаки заявил, что он ни за что не вернется на родину и, если останется в живых, навсегда уедет в Австралию — будет работать землекопом или еще кем-нибудь. А когда Ёсимура заметил, что в Австралии существует расизм и что цветным жить там не разрешают, Тадзаки сказал, что тогда он поселится где-нибудь на Яве, Суматре или Филиппинах.
— Арита говорит, что все пленные должны быть переданы японскому правительству, — напомнил Ёсимура. — Наверно, из Японии придет судно и заберет нас, а может быть, австралийцы сами доставят пленных в Японию. Но что будет с теми, кто не захочет вернуться домой, — неизвестно. Во всяком случае, до Явы вплавь не доберешься.
— Ты что же, и в самом деле так думаешь?
— Ну конечно. Война когда-нибудь кончится, и пленных обменяют.
— Когда нас будут передавать японскому правительству, имена, должно быть, проверят.
— Думаю, проверят. И получится, что ефрейтора Ямады Санкити вовсе не существует, и будешь ты у нас вроде призрака.
Тадзаки ничего не ответил. Разговор оборвался, воцарилось сонное молчание. Вперемежку со звуками радио и громкими голосами солдат стал слышен шум волн, который днем до лагеря не доносился.
Море начиналось сразу же за дорогой. Было слышно, как волны монотонно бьют о песчаный берег. В джунглях, наполненных лишь однообразным гудением насекомых, Ёсимура отвык от шума волн и теперь, прислушиваясь к нему, вдруг вспомнил родную деревню на берегу моря, вспомнил тот вечер, когда он сидел на песке с Ёсиэ Караути. Он уходил в армию и хотел проверить, какие чувства испытывает Ёсиэ к Яно Тацудзо. Окончив педагогическое училище, Яно приехал преподавать у них в начальной школе. Ёсимуре показалось, что Ёсиэ — тоже выпускница педучилища — бросает на Яно многозначительные взгляды. «Неужели я кажусь вам такой легкомысленной?» — сказала тогда девушка. Ёсимура до сих пор помнил эти слова. Но не прошло и года, как он уехал на фронт, и Ёсиэ вышла замуж за Яно Тэцудзо. Ёсимура узнал об этом из письма младшей сестры, и родная деревня сразу же стала для него далекой. С течением времени родные места вообще забываются, для него же это забвение наступило сразу. И теперь, когда он был в плену, все прошлое потеряло для него значение. Ёсимура вдруг подумал: а что, если ему предначертано жить под созвездием Южного Креста?
— Арита уверяет, — нарушив долгое молчание, заговорил Ёсимура, — что в этом году война кончится. Неужели так скоро?
— Он же сказал, что Япония вот-вот капитулирует.
— Ну да! И тогда войне конец.
— Кто знает! На этих островах мы, может быть, и проиграли битву, но, когда начнутся бои на территория Японии, мы победим.
— Он говорил: армии не будет. Если Япония проиграет войну, может быть, армии и вправду не будет. А если выиграет? Что станет тогда с нами?
Тадзаки промолчал. Ёсимура знал, почему он молчит. Там, в роте, Тадзаки мало занимали так называемые большие проблемы. Он не задумывался над тем, победит Япония или нет. Его больше интересовал ближайший бой, а в последнее время — сбор продовольствия. Когда же солдаты заводили разговор о том, что Япония, по-видимому, проиграет войну, он резко одергивал их: «Япония обязательно победит!»