— Вы так думаете? — Кубо смущенно почесал в затылке. — По правде говоря, многие критикуют меня именно за это. Вопрос этот трудный, и я просто выразил свое субъективное мнение, не собираясь навязывать его никому, но, видимо, некоторые поняли меня превратно. Значит, вы, Татибана-сан, не признаете, что великая восточноазиатская война — война агрессивная? Я пишу, что создание великой восточноазиатской сферы взаимного процветания — обман, на самом деле Япония намеревалась стать «лидером Восточной Азии», вытеснить Соединенные Штаты и западноевропейские державы. Иными словами, вести войну с целью установить господство над азиатскими странами, а это и есть агрессия.
— Нет, — раздраженно возразил Татибана, выпрямляясь, — я думаю, определение «агрессия» здесь совсем не подходит. Стать «лидером Восточной Азии» означает быть хозяином в Восточной Азии вместо белых, иначе говоря, включить в сферу своего влияния Китай, Бирму, Малайю, Голландскую Индию, Филиппины, так же как мы включили в нее, например, Маньчжурию. Вы, Кубо-сан, называете это «агрессией». Хорошо, пусть будет по-вашему, но почему это дурно, почему противозаконно?
— Гм… — Кубо с сожалением смотрел на Татибану.
— Для того чтобы государство развивалось и укреплялось, ему нужны обширные колонии, — продолжал Татибана. — Сейчас белые, и прежде всего англосаксы, господствуют в Азии, да и не только в Азии — во всем мире. Что же тут плохого, если наша страна вытеснит белых и станет лидером на Азиатском материке. Говорить, что это противозаконно, — значит стоять на точке зрения союзников. Япония, так же как и Англия, маленькая островная страна. После реставрации Мэйдзи [15] она стала расти и развиваться, захватила Тайвань, Корою, Маньчжурию. Так ведь? Затем простерла руку на континентальный Китай и, наконец, вступила в противоборство с Англией и Соединенными Штатами и… потерпела поражение. Наши правители недооценили противника, полагаясь на нелепый принцип, что можно победить только «верой в победу». Однако, если следовать вашей логике, выходит, что укрепление государственной мощи Японии после переворота Мэйдзи плохо уже само по себе. Так что ли? Значит, «волосатым» все дозволено, а нам ничего.
Ёсимура считал, что Такано полностью разделяет мнение Татибаны, да и сам Ёсимура так же понимал цели великой восточноазиатской войны, поэтому он без запинки пересказал все Такано.
— Ну и что же Кубо? — холодно спросил его Такано.
— А я все еще в толк не возьму, куда он клонит. Ответил что-то вроде: никто, мол, не считает, что японцам запрещено укреплять мощь своего государства, но говорить так, как говорит Татибана, все равно что утверждать: «Другие грабят, значит, и нам дозволено».
Они помолчали.
— Да болтать что угодно можно, — резко бросил Такано. — Просто этот Кубо стоит на точке зрения противника. Сдался в плен, а теперь изворачивается, пытается как-то оправдаться.
— А я все же хочу послушать его доводы. Здесь все равно заняться больше нечем. Не желаете ли и вы, господин фельдфебель?
— Нет уж, меня увольте! — отрезал Такано и повернулся на другой бок, показывая, что разговор окончен.
Ёсимуре ничего не оставалось, как тоже лечь в постель. Он был огорчен; не смог он толком объяснить Такано, что хотел сказать Кубо. Но он не сумел сделать этого еще и потому, что проблема, выдвинутая Татибаной, так и не стала предметом обсуждения на собрании и Ёсимура не услышал возражений Кубо. Председатель заседания Нэгиси заявил, что хотел бы вести занятие по намеченному плану, а не возвращаться снова к вопросу, который обсуждали уже много раз. Судя по всему, те же самые мысли по поводу оценки войны в записках Кубо возникли не у одного Татибаны, и все это уже обсуждалось в Обществе новой жизни. К тому же этот вопрос в конце концов непременно выливался в какие-то общие проблемы, например: «Что такое развитие государства?», «Что такое государство, демократия, милитаризм?» и прочее. И было решено рассмотреть их по порядку. Два предыдущих собрания, на которых присутствовал Ёсимура, были посвящены уставной дисциплине в японской армии, которая в конечном счете держалась на солдатах второго года службы — натерпевшись мучений за год пребывания в армии, они все свое недовольство переносили затем на новобранцев. Однако даже солдаты первого года службы считали себя стоящими выше, чем так называемые «шпаки». Сегодня на занятиях как раз и обсуждали это странное понятие «шпаки», которое утвердилось почему-то за всеми людьми, бывшими вне армии.
Ёсимура сидел в стороне и не без интереса прислушивался к разговору.