— Только что меня вызывал лейтенант Оуэн! Он приказал немедленно приготовиться к высадке. Я спросил, почему нас высаживают здесь, ведь в Лаэ нам сказали, что мы возвращаемся в Японию. Тогда лейтенант Оуэн заявил, что в Японию нас обязательно отправят, но не на этом корабле. Это судно завтра возвращается в Австралию.
— А когда прибудет транспорт за нами? — спросил кто-то из взволнованно гудящей толпы.
— Я и об этом спросил, — сказал Окабэ. — Но лейтенант Оуэн ответил, что он и сам этого не знает. Ему было поручено доставить нас в Рабаул, и все.
— Так… Значит, нас обманули, — сказал кто-то.
— Командир! — громко крикнул стоящий впереди пленный. — Лейтенант Оуэн только сейчас сообщил вам об этом? Он ничего не говорил, когда мы выходили из Лаэ?
— До сих пор он и словом не обмолвился о высадке, — ответил Окабэ взволнованно. — И не только лейтенант Оуэн, но и начальник лагеря и другие офицеры никому не сказали о том, что нас высадят в Рабауле. По крайней мере я ничего об этом не слышал.
Такано поискал глазами Кубо, но его нигде не было видно. В Лаэ Кубо был помощником австралийского офицера по снабжению пленных в лагере, он работал на складе, постоянно общался с австралийскими солдатами и поэтому доставлял Такано и остальным различную информацию. Когда их корабль вышел из Лаэ, Кубо, помнится, тоже ничего не говорил о том, что пленным, возможно, придется высадиться в Рабауле и ждать там другого судна. Если не только командир Окабэ, но и другие ничего не слышали о высадке, значит, в лагере от них это умышленно скрывали. Но для чего это понадобилось — Такано никак не мог взять в толк.
Тем временем пленные продолжали шуметь. И хотя Окабэ сказал: «Это приказ. Немедленно приготовиться к высадке», никто и не думал спускаться в трюм.
Судно, которое подошло к трапу, чтобы принять на борт пленных, тоже было японским десантным катером.
На нем прибыли трое японских солдат. В отличие от тех, что они видели на катере возле грузового судна, которые издалека показались Такано такими подтянутыми, эти солдаты выглядели совсем жалкими. Худые, как проволока, изможденные, они были похожи на китайских кули — Такано достаточно насмотрелся на них в Китае. Унылые темные лица; полотняные козырьки от солнца, которые так торжественно трепетали на тех солдатах, у этих свисали грязными тряпками; в петлицах гимнастерок защитного цвета виднелись звездочки, но они были такие тусклые и маленькие, что совершенно не выделялись на замызганных, пропотевших гимнастерках. Сколько звездочек — разобрать невозможно: по-видимому, один из прибывших был старшим ефрейтором, а двое других — ефрейторами.
Причалив к борту судна, они с отсутствующим видом стали смотреть, как пленные спускаются вниз по трапу. По их лицам нельзя было понять, что они думают, что чувствуют, глядя на «настоящих» пленных, одетых в красные фуфайки и штаны. Казалось, солдаты нарочно притворяются безучастными и равнодушными.
Однако пленным было сейчас не до них. Все их внимание было поглощено тем, как спуститься с тяжелыми вещами по трапу в качающийся на волнах катер: у каждого за спиной тяжелый громоздкий рюкзак, к тому же они еще несли раскладушки, обмотанные одеялами и москитными сетками, а в руках — большие сумки. Рюкзаки и сумки пленные сами сшили в лагере из парусины, и поэтому они были самой разнообразной формы. Кроме пайка, полученного от австралийских военных властей, пленные набили рюкзаки всякой всячиной — тем, что им удалось подобрать (а то и стянуть) во время работы.
Лаэ являлся базой снабжения австралийской армии. Пленные работали там грузчиками на складах. Австралийские солдаты не слишком строго следили за ними, поэтому пленные ухитрились набрать себе мясных, рыбных и фруктовых консервов, рубашек, носков, полотенец, ботинок, мыла, лекарств — словом, заранее позаботились о том, чтобы не бедствовать на родине, где ощущался недостаток продовольствия и товаров.
Во время погрузки на судно пленные прошли всего одну проверку, и австралийцы оставили пленным все их вещи. Возможно, это объяснялось присущей им щедростью, а может быть, продукты и вещи должны были послужить компенсацией: австралийцы не платили пленным за работу.
Почти все пленные тащили с собой груз, значительно тяжелее собственного веса, и поэтому спуститься по трапу, держась за веревочные поручни, и прыгнуть в качающийся катер было делом не легким.
Солдаты молча стояли у борта катера, и ни один не протянул руки своим собратьям. Это непонятное безучастие раздражало пленных.
— Вот сволочи! Для чего они тогда стоят здесь? — вытирая потные лица, громко, чтобы было слышно, говорили добравшиеся до катера пленные, но солдаты словно не слышали их.