Парад в Киото стал олицетворением вершины могущества всего режима Нобунага, поскольку не только члены его клана и вассалы прошествовали в полном боевом облачении. Это позволено было сделать Ксжоэ Сакихиса, Огимати Суэхидэ (1548–1612), Карасумару Мицуи Обу (1549–1611), Хино Тэрусукэ и Такакура Нагатака (1560–1607), а также членам семей, имевших тесные связи с сёгунатом Мурбмати, таких как Хосокава, Иссики, Исэ и Огасавара. Есть основания полагать, что перечисленные выше люди ни в малейшей степени не противились такой возможности. Синтоистского священнослужителя и политика Ёсида Канэми не пригласили; с плохо скрываемой злобой и разочарованием он отмечает в своем дневнике: «А я не должен участвовать[512]»?
Место проведения парада было выбрано поблизости от императорского двора. Нобунага остановился на площадке «к востоку от императорского дворца в Верхнем Киото», простиравшейся с севера на юг почти на километр. Вдоль центральной ее оси выставили столбы и возвели ограду. Сразу же за стенами императорского дворца, неподалеку от Восточных ворот, по приказу Нобунага соорудили временный дворец, с которого император в окружении аристократии мог любоваться величественным зрелищем парада[513]. Среди зрителей были и иезуиты Валиньяно, Фройс и Мехиа, а также несколько их японских собратьев. Естественно, что они также получили приглашение от Нобунага. Несомненно, что все действо предназначалось для того, чтобы явить и иностранцам, и японцам силу и могущество Нобунага.
Парад стал событием невиданного в Киото размаха. По словам Луиса Фройса, 1 апреля 1581 года в полном облачении проскакали или промаршировали около 130 000 человек. Парад продолжался с утра до «почти четырех пополудни», в нем приняли участие войска практически всех полководцев Нобунага, включая его сыновей с их «провинциальными отрядами». Кацуиэ, например, прибыл в Киото из провинции Этидзэн с «10 000 воинов и 10 000 слуг». Естественно, организация такого парада потребовала огромных расходов. Нобунага приказал вассалам потратить на облачение как минимум 1500 крузадо, а Кацуиэ, чтобы выглядеть подобающим образом, потратил 50 000 золотых монет[514].
Родственники, полководцы и вассалы Нобунага выезжали на место проведения парада в строго предписанном порядке. Не удивительно, что Фройс использовал слово «турнир» для того, чтобы донести до европейского читателя суть происходящего. Во всем происходящем не было ничего особенного, «просто каждый показывал изысканность и пышность своих одежд, лошадей и рассалов», но если говорить о масштабе действия, то парад в Киотб стал «самым впечатляющим, роскошным и дорогим из всех подобных церемоний, устроенных Нобунага за все годы». Понятно, что центральное место надлежало занять самому Нобунага: «Блеск его одеяний и украшений, сверкавших, как солнце, лишь добавлял великолепия всему турниру». Фройс аккуратно отражает в своих записях мотивы Нобунага: «Нобунага, устроив этот парад, хотел, чтобы его имя и слава гремели во всех уголках мира»[515]. Присутствие иезуитов добавляло происходящему особую необычность. Паланкин из ярко-красного бархата, подарок Нобунага от Валиньяно, во время парада несли перед Нобунага четверо человек. В середине праздника Нобунага сошел с коня для того, чтобы занять место в паланкине. [Он сделал это], чтобы подчеркнуть, насколько его статус отличается от остальных»[516].
Фройс без труда разглядел истинные мотивы проведения парада в Киото. Он также отмечает, что событие это стало главной темой городских сплетен на много дней вперед, на основании чего мы можем заключить, что Нобунага удалось выполнить поставленную задачу. Японские источники в полной мере подтверждают, что парад привлек большое количество зевак. Так, например, множество людей прибыло в Киото из Нара. Когда они вернулись, «они не находили слов»[517]. Наш главный японский источник, Ота Гюити, посвящает большую часть своего описания рассказу об одеяниях Нобунага, его семьи и полководцев, а в заключение говорит[518]:
Никогда не происходило ничего подобного, чтобы все [участники] были великолепными всадниками и одеты столь изысканно, не только в нашей империи, но и в любой другой стране. Этот парад был несравненным, и толпы зрителей, как высокого, так и низкого ранга, до конца своих дней будут помнить о том, в какое славное время они родились, когда государство в мире, а люди ни в чем не нуждаются. Когда парад был в самом разгаре, Его величество изысканно дали знать Нобунага через двенадцать посланников, что они с огромным удовольствием наблюдают собственными глазами за столь великолепным зрелищем. В конце величие Нобунага достигало небес.
513
Shincho-Ko ki, кн. 14: 340–341, запись под 28-м днем второго месяца девятого года Тэнсё.
514
Cartas, II, 4-5г, Фройс неизвестному падре в Японии, датировано 14 апреля 1581 года, Мияко.
517
Tamon’in nikki, III, 150–151, запись под 28-м днем второго месяца девятого года Тэнсё.