В то же время группе партизан, используя суматоху и растерянность в стане противника, предстояло вызволить подпольщиков, схваченных гестаповцами и находившихся под строгой охраной в заточении. Среди заключенных была и Надя.
Удары планировались почти одновременные. Сперва взрыв; как только отголоски его достигнут города — нападение на тюрьму, комендатуру, гестапо. Одновременно нужно было вывести из строя подъездные пути к станции, водокачку, вокзал, прервать связь. Это должно было дезориентировать противника, сбить с толку и распылить его силы.
Заранее, под видом спекулянтов-мешочников и крестьян окрестных деревень, в город стали стекаться переодетые партизаны. Среди населения пустили слушок, что гитлеровские власти разрешили весеннюю ярмарку.
Прибывшие располагались в местах, указанных партизанским штабом — близ тюрьмы и гестапо. Оружие прятали под одеждой. Сигналом к нападению должен был послужить взрыв складов.
Несколько смельчаков специально побывали в фашистской комендатуре с покорнейшей просьбой разрешить ярмарку, чем немало обрадовали коменданта.
Сухой, затянутый в френч пожилой майор с поблескивающим пенсне на хрящеватом носу выслушал «представителей покоренного народа», развалясь в кресле и дымя сигарой. Признаться, майору уже до смерти надоела война, затеянная фюрером, хотя он тоже не прочь был погреть на ней руки. До службы в вермахте майор был некрупным банковским деятелем, и ему куда больше нравился шелест банкнот и других ценных бумаг, нежели свист пуль, трескотня автоматных очередей и грохот орудийной пальбы. Конечно, он не подал и вида, что предложение делегатов населения пришлось ему по душе. Им, нордическим владыкам, очень хотелось, чтобы жизнь на захваченных территориях сохраняла хотя бы видимость благополучия. Страсть к порядку в крови у каждого немца. И, вынув сигару изо рта, комендант величественно-небрежно махнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена, разрешение дано.
Группа, которой поручалось произвести диверсию у складов, была немногочисленной. В нее входили Алексей с Ярангом, Петр и еще несколько партизан. Но именно от этой горстки храбрецов зависел в первую очередь успех всего дела. Их провал автоматически вел к срыву всего остального.
Склады располагались за городом, на территории бывшего пионерского лагеря, в глубине вековой березовой рощи. Когда-то, в летнюю пору, здесь звучали звонкие голоса детворы, весело вился на флагштоке кумачовый стяг с пионерской эмблемой, вечером вспыхивал большой костер, у которого звучали песни… Теперь ржавая колючая проволока перепоясывала лес в несколько рядов. Было мрачно, угрюмо и тихо. Лишь каркали вороны, да порой галки поднимали возню на деревьях. Их война не касалась.
Перво-наперво требовалось преодолеть проволочные заграждения. За внешним рядом тянулся второй, внутренний, он представлял главную трудность. Но все было продумано до ничтожных мелочей.
Часового сняли бесшумно, оттащили в сторону, а на его место мгновенно встал другой — очень похожий, даже ростом такой же, переодетый партизан. Так же беззвучно перерезали проволоку и ползком, так прижимаясь к земле, словно старались врасти в нее, проникли на территорию.
Замерли, чтоб отдышаться немного и дать сердцу успокоиться. Прислушались… Показалось: неподалеку пролаяла собака. Это был бы неприятный сюрприз! Нет, тихо…
Чисто разметенные дорожки вели вправо и влево; прямо впереди под навесами возвышались штабеля снарядов, мин, патронных ящиков, укрытых брезентом.
Теперь предстояло самое трудное — подорвать всю эту громаду молчащего, застывшего огня, да так, чтоб и самим успеть унести ноги. Наступила очередь Яранга. Именно он должен был переползти открытое пространство и подложить взрывчатку с адским механизмом. Собаку меньше заметно, чем человека; да и заметят, так не сразу разберутся, что к чему. Мало ли их шляется — бездомных, голодных!
Была мысль обрядить Яранга в халат. Но, подумав, отказались: халат будет только стеснять, еще зацепится за что-нибудь. Пусть уж лучше так, в своем натуральном виде.
Тугой петельный намордник стягивал морду Яранга. Хоть умен Яранг, а все же собака, четвероногое, вдруг залает — пропали тогда все…
Теперь пора объяснить и назначение вьючка, который нес на себе Яранг вместе с парашютом, когда летел в самолете. Да вы уж, наверное, догадались: это было взрывное устройство с часовой машинкой. «Специальность подрывник» — помните? Не голыми же лапами он будет взрывать склад!
— Ползи!
Алексей снял намордник и пустил Яранга. Иди, голубчик!
Нервы напряглись до предела. Теперь, как говаривали в старину, либо грудь в крестах, либо голова в кустах… Хорошо, что утро пасмурное, легкий туман над землей… Только бы подольше не рассеивался!
Каждый шорох воспринимался, как нестерпимо громкий шум. Где-то за штабелями разговаривали враги, слышались шаги часовых. А вдруг скоро смена караула? Да нет, не должно. Взвешено, изучено, многократно обдумано все.
Не зря Надя обучала Яранга искусству ползания, не зря. Так хочется вскочить и во всю силу мышц опрометью броситься вперед, а вместо этого приходится животом проглаживать жесткую мерзлую землю, преодолевая сантиметр за сантиметром, да еще припадая к ней время от времени. «Ползи, ползи, Яранг, ползи, дорогой!» Может быть, это почудилось Ярангу? Или столь велика впечатлительность собаки, что и вдали от хозяина она слышит его голос? «Умница, умница! Ну, еще, еще немного…»
Двести метров, а как двести верст. По углам пулеметы в деревянных башнях, рядом казарма с многочисленной охраной. При первом подозрительном звуке, сигнале тревоги охранники высыпают, как термиты из убежища, такие же злющие, такие же белесые. И так же холода боятся, как те, подземные жители: чуть обдуло ветерком — пропали!
Сумеет ли Яранг проскользнуть под носом у всей этой своры и сбросить, где надо, свой огнеопасный груз?
Петр (они лежали бок о бок) тайком поглядывал на товарища: неужели тот и в самом деле уверен, что собака сделает то, за что в данном случае безнадежно браться человеку.
В памяти Петра все еще свежи были воспоминания о гибели его товарищей: Петр тогда едва спасся. Не пришлось бы и в этот раз уходить, как тогда! Но теперь у него роль посерьезнее. Если что-нибудь стрясется с Алексеем, Петр должен был довершить начатое сержантом: Яранг его знает. Они взаимно страховали себя также и на случай ранения, иного несчастья.
Минуты тянулись как часы. На круглом лице Петра выступили крупные капли, будто роса перед жарким днем. «Это тебе не насекомых ловить да в формалин сажать!» — подбодрил он сам себя.
А вот Алексей никогда, пожалуй, не выглядел таким собранным и уверенным, как в эти непомерно тягучие, бесконечно долгие минуты. Иначе было нельзя: от его расчетливости и самообладания зависело сейчас все…
Первое время он видел собаку; потом Яранг растворился, исчез; но сержант словно сам полз с ним, сам ощущал и студеную землю, и каждый шорох, скрип, хруст подламывающейся тонкой льдинки, образовавшейся от ночного заморозка, тяжелое дыхание, вздымавшее бока, биение верного собачьего сердца…
«Умница, умница, — мысленно повторял Алексей. — Сделай все, сделай, как положено… Надежду спасем, твою хозяйку… Не подведи!…»
Пора! Свисток зажат в зубах. Тонкий, едва уловимый переливчатый звук походил на комариное пение. Его может расслышать лишь самый острый слух, но Ярангу повторять не придется. Ведь собачье ухо воспринимает звук с гораздо большей частотой волн, нежели человеческое.
Внезапно раздались грубые окрики, голоса, хлопнул винтовочный выстрел, за ним другой… Заметили! И тотчас показался Яранг. Прижав уши, он несся через площадь открыто, на виду у всех. Его присутствие обнаружено, теперь уже все равно. Он без вьюка! Значит, приказ все-таки выполнен. Только бы гитлеровцы не хватились раньше времени, не догадались…