— Привет. Все в порядке? — спрашиваю я, покусывая ноготь большого пальца.
Несколько секунд на другом конце провода меня встречает только громкое дыхание. Есть фоновый шум, который я слишком нервничаю, чтобы разобрать прямо сейчас.
— Кэл? — Я спрашиваю снова, потому что он ничего не говорит, а меня вот–вот вырвет. Краем глаза я замечаю, что Аарон и Эмили сидят прямо на диване, внимательно слушая.
Когда Кэл, наконец, произносит эти слова хриплым от боли голосом, весь мой мир останавливается и рушится у моих ног.
— Это Мэдди. Произошел несчастный случай. Она... Блять. Она в больнице.
Глава 44
Каллахан
В моей груди зияет черная дыра, пожирающая меня заживо изнутри и мало–помалу поглощающая каждый дюйм моей истекающей кровью души.
Я не могу заставить себя чувствовать, заботиться, остановить это.
Мой телефон дрожит в моих дрожащих руках, и даже успокаивающие слова Грейс, когда она говорит мне, что сейчас приедет, не способны пробудить меня от этого гребаного кошмара.
Забавно, но я знал, что рано или поздно это произойдет. Может быть, не совсем так, но я всегда подозревал, что бомба замедленного действия, которой была наша семейная жизнь, взорвется рано или поздно.
Это моя вина. Ничего не делая, чтобы исправить ситуацию, я позволил ей зайти так далеко.
В очередной раз моя семья подвела Мэдди. Только то, что на этот раз именно мое пренебрежение привело ее в отделение неотложной помощи.
Я как раз заканчивал делать татуировку Оскару, когда позвонила моя мать. Я редко беру трубку во время работы, но она никогда, ни за что не звонит, поэтому в тот момент, когда я увидел ее номер вызывающего абонента, я все понял. Я, блять, знал.
Она подралась с Питом, что закончилось тем, что он собрал свои вещи и ушел. Навсегда, сказала она. Скатертью дорога, черт возьми, и все такое. По крайней мере, такова была моя первая мысль, когда она сказала мне, думая, что это все. Уход Пита из нашей жизни и никогда не возвращение было скорее благословением, чем проклятием, даже если моя мать в то время не воспринимала это как таковое.
Но это было еще не все.
Не успел он выйти за дверь и пяти минут, как моя мама открыла свой винный шкафчик и залпом выпила виски прямо из чертовой бутылки. А потом пошла за следующей бутылкой. Я знаю это, потому что она призналась во всем между прерывистыми рыданиями.
Моя сестра была в доме, когда все это происходило. Когда она заметила нашу маму на диване, пьяную и плачущую навзрыд, она бросилась к ней. Вероятно, потому что думала, что мама умирает. И по пути она споткнулась о бутылку, которую моя мать оставила валяться на полу, и ударилась головой об острый угол кофейного столика.
Я отдам должное моей маме — несмотря на ее жалкое состояние, она протрезвела достаточно, чтобы понять, что ей нужно вызвать скорую. Я могу только представить, как сильно Мэдди истекала кровью, пока ждала, что та придет в себя, блять, находясь под двумя бутылками спиртного.
И теперь я сижу один в комнате ожидания возле отделения неотложной помощи, где зашивают голову Мэдди, и я, блять, понятия не имею, какой ущерб был нанесен. Я не знаю, есть ли у нее черепно–мозговая травма, ранена ли она еще где–нибудь, или все так плохо, что ей придется остаться на ночь, а может быть, даже на несколько дней.
Образы ее маленького, хрупкого тела душат меня до тех пор, пока я едва могу дышать. Возможно, у нее недостаточно сил, чтобы перенести травму головы... Возможно, она уже потеряла слишком много крови... Моя мать, возможно, вызвала скорую помощь слишком поздно...
Я закрываю лицо дрожащими руками и срываюсь.
Это все моя вина. Моя голова была не на том месте. Я был отвлечен... другими вещами, в то время как все мое внимание должно было быть сосредоточено на моей сестре. Долгое время я отказывался видеть знаки, ослепленный желанием выдать желаемое за действительное, думая, что наша мать возьмет себя в руки и мы избежим этого извержения дерьма. Конечно, нет, и теперь моя сестра из–за этого в гребаной реанимации.
Если она не справится... Если с ней что–нибудь случится...
— Блять.
Я чувствую, как все мое тело дрожит от страха, а голова кружится по спирали, опускаясь все ниже и ниже, и...
— Кэл.
Тихий, взволнованный голос Грейс доносится до меня, как порыв свежего ветра в удушливой пустыне, и на мгновение этот кошмар превращается в недолговечный сон.
— Кэл... — Ее руки обхватывают мои и убирают их от моего лица.
Я не могу смотреть на нее прямо сейчас. Не тогда, когда мне приходится бороться с этим магнетическим притяжением к ней. Ее нежные губы смахивают поцелуями мои слезы, заставляя меня чувствовать вину за то, что я чувствую себя таким чертовски любимым, когда Мэдди сейчас одна и напугана в отделении неотложной помощи.
Грейс запускает руку мне в волосы на затылке, пытаясь успокоить меня, нежно царапая ногтями кожу головы.
— Расскажи мне, что случилось, любимый.
Когда я набираюсь смелости поднять глаза и посмотреть на нее, я жалею, что сделал это.
Ее глаза покраснели и опухли от слез, и, видя, как она совершенно обезумела из–за моей сестры, я снова расстраиваюсь. Она ничего не говорит. Она молча обнимает меня, и я сажаю ее к себе на колени. Ее сладкий, знакомый аромат обволакивает мое сердце до такой степени, что меня начинает тошнить при одной мысли о том, что я должен буду сделать дальше.
— Пожалуйста, — хнычет она мне в шею, прижимая меня так крепко, что от ее хватки может остаться синяк. Мне, блять, было наплевать. — Пожалуйста, расскажи мне, что произошло. Не оставляй меня в неведении.
Я прижимаю ее к себе, желая, чтобы все было по–другому, тоскуя по тому будущему, которое, я был так уверен, уготовано нам, будущее о котором я ей говорил.
Как я должен был что–то сделать. Как теперь уже слишком поздно. Каким я был эгоистом, игнорируя знаки, и чего это стоило моей сестре.
К тому времени, как у меня перехватывает горло, и я больше не могу вымолвить ни слова, как бы сильно я ни старался, мы оба плачем.
— Где сейчас твоя мать? — спрашивает меня Грейс шепотом, как только успокаивается.
— Под арестом. — Мой голос дрожит, когда я говорю. — Грейс, я... Я собираюсь подать заявление на опеку над Мэдди.
Если мое признание и шокировало ее, она этого не показала.
— Чем я могу помочь? — спрашивает она вместо этого, заставляя мое гребаное сердце снова сжаться.
— Ты не можешь. — Я проглатываю комок в горле. — Ты... Я не могу так поступить с тобой, Грейс.
К счастью для моего рассудка, потому что я не могу вынести этого разговора прямо сейчас, в приемную входит врач.
— Сэмюэль Каллахан?
Я поспешно встаю, по пути увлекая Грейс за собой.
— Как она?
Доктор бросает быстрый взгляд на Грейс, прижатую к моей руке, и медленно поворачивается ко мне снова.
— Она очнулась и идет на поправку. У нее был легкий порез на линии роста волос, который требовал наложения швов, но, к счастью, она потеряла не много крови. Хотите ее увидеть?
Ничто не могло подготовить меня к душераздирающему зрелищу моей сестры, лежащей на больничной койке. Грейс сжимает мою руку, когда мы заходим внутрь, мы оба натягиваем наши самые фальшивые улыбки, чтобы не напугать ее еще больше.