«Но мы хотим быть кем-то», – поется дальше. Мы можем являться целым миром для одного человека. Целой вселенной. Моей вселенной был и остается Арчи.
Просидев целый день на холодной лавке, ничего не поев, я решилась вернуться к отцу. Наорет – ну и пусть. Я скажу ему все, как есть.
Я пришла в отель и открыла дверь ключом, который, слава моему не очень мудрому мозгу, я не вложила из кармана. Отец сидел и смотрел в окно.
– Нэнси! – восклицает папа и бежит ко мне. Он крепко обнимает меня, но затем тут же опускает, начиная хмуриться. Сейчас грянет гром. – Куда тебя черти понесли?! А если бы с тобой что-то случилось?
– Не случилось, как видишь, – я присаживаюсь на кровать. Он не поймет. Но мысли кричат: «Скажи ему!».
– Пап. Мне надо кое-что рассказать.
Час примерно папа слушал историю нынешних Ромео и Джульетты. Он будто понимал, что для меня это важно. Он сидел молча, не шевелясь. Дослушав, он улыбнулся.
– Ты гоняешься за слепым парнем, – усмехается. – В наше время парни слепо гонялись за девушками. Хотя, я уверен, что будь он нормальным, то гонялся за тобой, милая. Но крышу у тебя снесло знатно, я замечу. Вылезти из форточки, – цыкает языком.
– Проблема в том, что я не встретила его сегодня. Пап, умоляю, я найду его дом. Пожалуйста, давай останемся хотя бы еще на день.
Он смиренно кивает.
Найду. Я найду его.
– Ты действительно хочешь попробовать? – смеется Арчи и протягивает мне ментоловую сигарету. Я смотрю на нее. Она – одна маленькая сигарета, прожигает сотни жизней просто так. Она убивает тебя. Я прикладываю ее к губам и нерешительно делаю вдох, вытягивая из нее дым, что обжигал мое горло и попадал в легкие. Слегка закашлявшись, я продолжаю. Она действительно отдает ментолом. Может, раньше я бы и остановила себя, но не здесь и не сейчас. Передаю ему сигарету обратно, давая ему ее прямо в руку. Он ухмыляется. – Понравилось?
– Более чем, – целую его в губы.
Эти воспоминания нахлынули на меня, когда я шла по улице, ища адрес Арчи. И я его нашла. Назло самой себе. Я проклинала себя сотню раз за то, что смогла это сделать за пару часов. Через справочную, адресную книгу. Это было сделано.
Я шла туда радостная, в наушниках вновь играла та песня. Она связывала мысленно меня с ним. Я уже видела, как я приду к нему, как обниму, как поговорю с его матерью, мы вместе все обсудим, и она перестанет так отвратительно ко мне относиться.
Но за мыслями не погонишься. Их было очень много. Я мечтала о многом. Я шла и прожигала этот момент. Я сжигала свои мысли, куря ментоловые сигареты. Они проносились в моей голове маленькими отрывками, мелкими фразами. Мелькали между строчек.
И вот я стояла около этого дома. Он был трехэтажным, с маленьким окном на чердаке. Сам дом был светло-желтого цвета с белой крышей. Окна были вырезными, будто я смотрю на сказочный домик. Я поднялась на каменные ступени и постучалась. Мне открыла его мать. Ее глаза были красными. Она вытерла их платком и взглянула на меня.
– Ты! – кричит женщина и тычет меня пальцем. – Это ты! Все ты! – она начинает вопить. Я не понимаю, в чем дело. Пока не понимаю.
– Что? Миссис Стинсон, что случилось?
– Мерзкая девчонка. Все из-за тебя. Он был повернут на тебе! Слишком много говорил: Нэнси то, Нэнси это. Ты виновата! – она сталкивает меня с порога, и я почти падаю вниз. Ухватившись за колонну, придерживающую крышу, я все же смогла устоять.
– Что-то с Арчи?! – я пугаюсь не на шутку. – Что с ним? Где он сейчас?! – я перебиваю истерику его матери.
Она зло смотрит на меня, а затем уходит, но дверь не закрывает. Я прохожу в дом. Повсюду стоят разные фотографии. Я осматриваюсь и вижу ту, что стояла у них в сервизе дома в Лос-Анджелесе. Ее голос доносится из комнаты, что была прямо напротив меня. Она что-то кричит, ругается. Я вхожу в эту комнату. Яркие обои были покрыты белыми бумагами. Приглядевшись, я замечаю, что на них выбит шрифт Брайля – шрифт для слепых. Я смотрю на его мать. Она швыряет из стороны в стороны эти бумаги, будто ища что-то. И она находит.
В ее руках черный переплетенный кожаный блокнот. На нем буквы белого цвета выложены в надписи: «личное, не заходить!». Она зло смотрит на него и отдает его мне.
– Он читал книги шрифтом для слепых. Но писал он так, как пишем мы, – ее голос становится более-менее спокойным. – Прости, – она начинает плакать, отдавая мне блокнот. Она садится на кровать Арчи. Что происходит? Я не могу понять. – Сейчас еще кое-что, – она уходит.