Это была последняя запись. Я, просмотрев весь дневник, откладываю его в сторону.
Арчи любил меня. А я любила его. Любила его ярче, чем светит солнце.
Вместо концовки
Я вела Арчи, взяв его под руку. Он начал стесняться.
– Нэнс.. Мне неловко. В книгах парней не берут под руку.
– В книгах красивые истории любви, они никогда не целуются в них около помойки или тому подобном, – заметила я, когда мы проходили не очень благоприятный район.
– В книгах нет слепых, а если и есть, то они наверняка в конце будут видеть.
– Арчи, – я повернулась к нему и схватила его за щеки, – Ты – самый чудесный человек, которого мне удалось встретить, самый прекрасный. Ты мой!
– А ты моя, милая, – он целует меня в макушку. – Куда мы идем?
– Это большой-большой секрет. Самый страшный из всех, что были когда-то.
– Хватит пугать, – рассмеялся парень. – Я люблю тебя, Нэнс.
– Именно поэтому жизнь – это не книга.
– В смысле?
– Тут рядом труп собаки валяется, – мы вместе разразились звонким хохотом. – И он смердит, ты не слышишь этого?
– Я думал, что мы опять около помойки.
– Это тут тоже есть, – я улыбаюсь.
– Да, место просто сказочное!
Мы вновь рассмеялись, но на сей раз пошли в нужную нам сторону.
Нужной нам сторона являлась кондитерская мистера Барси.
Давно, когда мы только познакомились с Арчи, где-то с полгода назад, он сказал, что всегда хотел быть кондитером. Что он любит сладости больше, чем всю свою жизнь. Что он пробовал готовить безе.
~Итак, для начала нам потребуются яйца! – парень тянет руку вниз, на шорты. – Есть!
Он начинает смеяться.
– Ну, правда есть. Затем нам потребуются.. Сахар? И все? Безе делается из сахара и яиц? Хорошо, что не моих, кстати! Так, хорошо, мне нужен венчик.
Парень одет в шорты и майку с сильно разрезанными рукавами. Он бегает по кухне, периодически спотыкаясь об стол.
– Чтоб этот стол сдох и прощания мне не сказал, – он потер свой ушибленный бок. – Где этот чертов сахар?
Он начал вновь бегать и прыгать по кухне, открывая ящики, превращая комнату в хаос. Не найдя нужного ингредиента, он плюхнулся на пол и уткнулся в колени лицом.
– Где, – прохрипел парень. – Этот. Сахар.
Арчи вскочил и вновь стал носиться. Он всё же решил найти сахар, чтобы ему не сделалось. В любом случае, безе не получилось бы у любого другого, но в этом парне упорства было слишком много. С сотой попытки сахар(он определял его по смачиванию пальца и тыканью во все баночки и скляночки из нижнего ящика кухонной тумбы. Первым был перец, за ним следовала сода, дальше было что-то неприятнейшее, Арчи не хотел даже предполагать, что это могло быть. И, в конце концов, после томных и тяжелых поисков сахар был найден. А вот ориентир в пространстве потерян, поэтому парень стал бить по столу рукой, ища миску с разбитыми яйцами. ~
Я вспоминаю эту историю и начинаю смеяться. Арчи оборачивается на мой смех.
– Я наступил в дерьмо?
– Нет, я вспомнила историю о том, как ты говорил безе.
– Почему тебя веселит именно эта история? Я путал женский и мужской туалеты, заходил в раздевалку, где уже был посетитель, садился за не тот столик и ел чужую еду. Но тебе нужно вспомнить именно то, как я, такой лох, решил приготовить дома безе.
– В женском туалете ты зашел в кабинку, в которой кто-то был, – подмечаю я.
– Да-да-да, долго будешь мне припоминать? – он смущается. – Столько хорошего есть в моих историях, но ты помнишь лишь плохое.
– К примеру?
– Как я перевел старушку через дорогу!
– Ты схватил какого-то мужика под руку и перевел его в проезжей части, – я сгибаюсь пополам от смеха. Черт, мой живот!
– Ты! – он тычет пальцем в пустоту. – Ты вредная и тошнотворная мадам!
– Тогда, – я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и делаю вид, что ухожу, шаркая ногами. – Я ухожу. Ищи путь сам!
Арчибальд вслушивается в мои шаги, а я, тем временем, стараюсь шаркать все тише и тише, имитируя тем удаляющиеся шаги.
– Ты все еще тут, Нэнс, – он подходит и обнимает меня. – От того, что ты создавала движения, я отчетливее слышал запах твоих духов. Клубничные, – Арчи целует мою шею.
– Вообще-то, – оборачиваюсь и обнимаю его. – Малиновые. И нам стоит пойти дальше, мы опоздаем.
– Куда опоздаем?
– Сам все скоро увидишь, – я запинаюсь. Неловкость ситуации исправить не получится, поэтому я решаю просто не обращать на это внимания. Сказала, ну, и пусть, с кем не бывает. – Мы почти пришли.
Пекарня-кондитерская, куда я его веду, находится не так уж и далеко от его дома. Я потратила где-то дня три на уговор о разрешении на пользовании пекарней и еще пять на то, чтобы нам провели курсы по готовке пирожных. В итоге я выбила время, с двенадцати до трех. Кондитер, этот мистер Барси, имени я не уточнила, долго сопротивлялся моим уговорам, деньгам и тому подобному. Его убедили доводы о том, что Арчи – больной, ему это надо, и я не горжусь тем, что давила на жалость. Он наверняка подумал о том, что он болен раком, еще чем-то серьезным. Никак не инвалид. Люди представляют инвалидов, как тех, с кем никогда никто не хочет иметь дело. Они во власти отвращения к этим людям. Типа: «Боже мой, у тебя нет ноги, а вместо нее протез? Как у тебя может появиться парень?». Или еще чего похуже. На самом деле, они намного лучше нас. Они сталкивались со смертью лицом к лицу. Дышали ее затхлым дыханием. Смотрели ей в глаза, буквально. Да, мы все умираем. Но они знают, каково это. Не думаю, что те люди, они верят во всевышнее. Нет. Они каждый день проклинают себя и всю свою жизнь. Я не философ, не психолог. Но я вижу Арчи. Я смотрю на его реакцию, обсуждая с ним что-то. И реакция всегда неоднозначна.