Сандрин хмуро взглянула на него и положила бусы обратно в карман.
— Ей нравятся синие, и мы никогда не можем их купить.
— Дело не в этом, Сандрин. Ты ведь и так знаешь, как я отношусь к игре.
— Но в этом же нет ничего плохого. Кроме того, ты же сам научил меня играть.
— Карточная игра для мужчин, а это — совсем другое дело.
— Не вижу разницы.
— Не спорь со мной, Сандрин. Моя дочь не должна играть в кости, как дикарка.
Сандрин вздохнула. Не было смысла спорить. Она никогда не переубедит его.
— Мама сегодня была очень красивой, правда?
— По-моему, твоя мать всегда красива. Сандрин улыбнулась.
— Я горжусь тобой, папа.
— Гордишься мной? Почему?
— Потому что ты был сегодня здесь. Ты позволил, чтобы тебя раскрасили и пошел в парильню вместе с дедом.
— Черноногие всегда ко мне хорошо относились. Было бы оскорбительным не прийти сюда, когда твоя мать проходит столь важное испытание.
— Но если ты считаешь, что Черноногие такие хорошие люди, почему же ты огорчаешься, когда я провожу здесь свое время? — Сандрин пристально смотрела на отца. Он расправил плечи.
— Я не против, что ты проводишь время здесь, Сандрин. Черноногие — тоже твой народ. Просто мне сложно принять некоторые их обычаи.
— Мне тоже сложно принять их. Я не понимаю, зачем Маленькому Медведю завтра подвергать себя пытке. — Сандрин поглядела на отца не в состоянии скрыть своего страха. — Мне тревожно, отец. Что, если он не выдержит испытания?
Люк взял Сандрин за руку.
— Маленький Медведь силен, и у него сердце воина. Он все выдержит.
— Откуда ты знаешь? Может случиться все что угодно. Я видела других людей с ужасными шрамами. Особенно Человек Буйвол. — Сандрин покачала головой. — Я не могу видеть его. Он всегда такой грустный.
— С Маленьким Медведем этого не произойдет.
— Я все равно буду молиться за него.
— Какому же Богу ты будешь молиться, Сандрин?
— Почему ты всегда так говоришь, папа? Ведь это мои люди, мой народ.
— Я знаю, Сандрин, — произнес Люк мягко. — Но я хочу, чтобы ты поехала во Францию. Там — другой мир, которого ты никогда не видела. Кроме того, дедушка и бабушка будут счастливы тебя увидеть.
— Ты не совсем откровенен, папа, — сказала Сандрин. Она опять достала бусы и начала катать их в руке.
— Что ты хочешь сказать? Сандрин строго поглядела на отца своими голубыми глазами.
— Это ты сам будешь очень счастлив, если я поеду во Францию.
Люк медленно опустил голову.
— Я бы солгал, говоря, что буду счастлив, если всю свою жизнь ты проведешь здесь. Мне кажется, ты создана для лучшего, Сандрин.
— Если это так, отец, зачем же ты приехал сюда? Почему ты не остался со своей семьей во Франции?
— Ты знаешь, почему, — ответил Люк резко. — Мой отец хотел того, что меня не устраивало. Он мечтал, чтобы я учился в Сорбонне. Считал, что из меня выйдет большой человек.
— Ты не позволил отцу навязать тебе свою волю, а теперь сам хочешь навязать мне свою. Разве это правильно?
— Ты — другое дело, Сандрин. Ты молодая женщина. Ты не можешь выйти в мир и прокладывать в нем путь сама, как это сделал я. Ты должна продолжить образование. А когда придет время, ты встретишь молодого человека из хорошей семьи и выйдешь за него замуж.
— Мне это все не нравится, — сказала Сандрин, кладя бусы в карман.
— Сандрин, ты знаешь, что я всегда хотел послать тебя учиться во Францию. Там ты сможешь встретиться со своей семьей, сможешь путешествовать, узнаешь, что есть другой мир, кроме этого. — Люк обвел рукой вокруг себя.
— Но мне нравится здесь, — ответила Сандрин упрямо.
Люк грустно покачал головой.
— Я всегда знал, лишь только ты, родилась и я впервые взял тебя на руки, что ты упряма и сильна. Еще когда ты была маленькой, ты вся тряслась, но не плакала — никогда. В твоих глазах тогда появлялось то же выражение, что и сейчас.
Сандрин улыбнулась и, наклонившись, положила ладонь на руку отца.
— Папа, дай мне время. Возможно, в следующем году я буду готова к путешествию, но не сейчас. Мне нравится здесь. Мне нравится мой народ, я люблю тебя и маму. Мне не хочется уезжать.
— Хорошо, — сказал Люк, поднимая руки в знак поражения. — Но когда тебе исполнится шестнадцать лет, мы вернемся к этому разговору.
Сандрин кивнула, зная, что в конце концов ее отец победит. Несмотря на все возражения, ей придется ехать во Францию.
Проснувшись, Маленький Медведь попытался подавить возникший страх. Одетый только в брюки, он пошел в хижину деда, ведя под уздцы лошадь и неся набитую табаком трубку. Привязав лошадь, вошел в хижину и встал перед дедом.
— Вот трубка для тебя, дед. Я привел тебе в подарок лошадь. Пожалуйста, позаботься обо мне сегодня.
— Садись, внук, — произнес Ночное Солнце. — Подожди здесь. — Он вышел из хижины и через несколько минут вернулся с двумя мужчинами, старше его: Пятнистым Орлом и Травяным Лосем. Они сели по обе стороны от Маленького Медведя.
— Мы станем курить в честь моего внука и в честь его храбрости, — сказал Ночное Солнце.
Торжественно он поднес трубку к губам и закурил. Сделав несколько затяжек, передал ее Пятнистому Орлу. Пока три старика курили и молились, Маленький Медведь жевал полынь, которую дал ему дед. Сначала горькие листья заставили его желудок сжаться, но вскоре он забыл о голоде и начал думать о предстоящей церемонии. Потом он почувствовал, что дед положил руку ему на плечо. Маленький Медведь открыл глаза.
— Пора, внук, — тихо произнес Ночное Солнце.
Маленький Медведь поднялся на ноги. Вместе со стариками и остальными они прошли через деревню к хижине целительницы. Его подвели к западной стороне шеста, поддерживавшего навес из ивовых прутьев. Проливающая Слезы в церемониальных одеждах стояла рядом с шестом. Теперь она была уже больше не тетя ему: она — целительница.
— Ложись здесь, внук, — произнес Ночное Солнце, указывая на место под навесом. Маленький Медведь лег на землю. — Ложись так, чтобы голова твоя была направлена на север, — произнес Ночное Солнце мягко.
Маленький Медведь рассеянно посмотрел на деда.
— Все будет хорошо, внук. Но сначала мы должны раскрасить тебя.
Маленький Медведь увидел, как один из стариков передал чаши с краской деду и Травяному Лосю. Ночное Солнце обмакнул пальцы в черное.
— Это краска для слез, — сказал Ночное Солнце. Маленький Медведь почувствовал холодок в тех местах на лице, которых касался дед. — Четыре черные точки, одна под другой — под каждым глазом. Если заплачешь, слезы побегут по ним.
— А я нарисую луну у тебя на лбу, — сказал Травяной Лось, макая пальцы в свою чашу. Он аккуратно нанес рисунок на лоб и вновь погрузил пальцы в краску. Потом сделал двойной круг из шести черных точек на левой руке Маленького Медведя, а Ночное Солнце нарисовал то же самое на правой руке. Такие же круги они нарисовали с наружной стороны каждой ноги юноши.
Маленький Медведь смотрел, как старики разрисовывали его тело и лицо белой краской, но лежал недвижно. Ни единый мускул не дрогнул у него, когда дед, сделав венок из широколистной полыни, возложил его на голову. Скрутив жгуты из пучков полыни. Ночное Солнце обвил ими запястья и щиколотки внука.
— Иди, — сказал дед, ведя Маленького Медведя из-под навеса к северной стороне центрального шеста. — Ложись на это одеяло, — произнес старик и сделал жест остальным мужчинам, чтобы они отошли.
Маленький Медведь почувствовал, как на лице выступил пот. Увидел, как другой старик, Длинный Лук, подошел и встал рядом с дедом. Юноша знал, что он часто участвует в церемониях Танца Солнца.
— Ты помнишь Длинного Лука, внук?
— Да, дед.
— Он пришел помочь тебе. Он введет наконечники стрел.
— А ты, дед?
— Я буду здесь. Маленький Медведь. Я не оставлю тебя.
Маленький Медведь затаил дыхание, когда Длинный Лук приблизился к нему.
— Как мне их нарезать — тонко или толсто? Маленький Медведь мысленно поблагодарил деда, потому что тот предупредил его: человек, делающий нарезки, сделает прямо противоположное тому, о чем его попросят. Маленький Медведь сделал вид, что думает.