Доктор Киннер позади меня вновь испустил вздох изумления. Кажется, что слова восторга у него уже кончались.
Наконец, когда зверь исследовал пальто полностью и убедился в его абсолютной безопасности, он вновь опустился на четыре лапы и посмотрел на меня выжидающе.
Я улыбнулся и аккуратно накинул на него пальто. Затем так же бережно и осторожно, чтобы не сделать ему больно и чтобы не получить вдруг еще одного ожога за то, что перешел границы дозволенного, а то черт их знает, где у нас с ним эти границы пролегают, я поднял Яркого с пола. Он не сопротивлялся, и я укутал его в пальто с головой.
Похоже, что он доверился мне полностью, словно действительно прочел мои мысли, все мои намерения и понял, что я желаю ему только добра, что я его друг. Это очаровывало и одновременно с тем пугало. Такое доверие, чистое, неподдельное, накладывало обязательства, требовало оправдывать себя.
«Что, если я его не оправдаю? Что, если подведу этого малыша?» – такие мысли меня почему-то страшно пугали. Мне было плевать на мнение всех людей в Адверсе, всех до единого. Но мнение этого существа, встреченного сегодня утром, знакомого меньше часа, мне вдруг стало невероятно важно, а его доверие – ценнее всех денег мира. И возможно, было бы куда проще, если бы он зарычал на меня, зашипел, снова попытался обжечь своими странными лентами света. Тогда бы нам с доктором Киннером предстояло вместе решить, как с ним быть, кому его отдавать. Но теперь, когда он проявил ко мне такое невероятное доверие, я стал ответственным за него, и это все меняло, ставило с ног на голову весь мой мир. Однако, не скажу, что мне было это не по душе. Черт возьми, может быть, я только и ждал чего-то подобного все последние годы, надеялся на такой вот случай, который заставит меня сдвинуться с места, действовать, жить. И вот он пришел, ярким светом ворвался в мою жизнь, и я не собирался жаловаться, я собирался идти ему навстречу, чего бы это не сулило в будущем. Ведь, так или иначе, это лучше, чем та пустота, то одиночество, тот штиль в бескрайнем сером море уныния и боли, который царил в моей повседневности. Наконец-то подул свежий ветер, ветер перемен, и я поднял паруса, готовый плыть к горизонту.
Глава 5. Артефакты
Серо-голубое покрывало сумерек опустилось на Мистрейд, и на центральных улицах зажглись газовые фонари, а на серых ликах домов засветились глазницы окон, отгоняя прочь сгущающуюся ночную тьму.
Кэб подвез меня прямо к дверям дома, и там, к моему глубочайшему удивлению, меня ожидала Ника Томас. Она переоблачилась из яркого красного платья в темно-серую складчатую юбку, из-под которой виднелись черные походные сапоги, и черный камзол с золотыми пуговицами. В таком своем образе она показалась мне более привлекательной и настоящей, и даже сложилось впечатление, словно этот наряд был ей самой куда приятнее и ближе ярких выходных платьев.
– Мистер Марбэт, – широко улыбнулась журналистка, когда я расплатился с кучером. – Нам, кажется, так и не удалось завершить разговор.
Всё выглядело так, словно мы – старые знакомые, словно она знала, когда именно я приеду домой, и вообще, об этой встрече мы договаривались заранее. Такой подход и наглость сбивали с толку.
– Странно. А вот мне помнится обратное, мисс Томас, – ответил я, проходя мимо нее к дверям своего дома.
Яркого, завернутого в пальто, я нес на руках и наделся, что он никак себя не проявит. Вот уж что было бы совершенно не кстати, так это пытаться объяснить этой привязчивой особе, что за странного зверя я несу в дом украдкой. С другой стороны, если Яркий был связан с событиями в доме Стриксов, а Ника Томас расследовала именно это происшествие, то напрашивался ряд логичных вопросов:
«Так ли случайна была наша встреча в лавке мисс Каранкет? Может, она знает, кто такой Яркий и откуда он взялся? Может, она знает и то, что он у меня? Но откуда?»
Всё становилось слишком запутанно, в череде случайностей начинала прослеживаться неясная связь, но, возможно, это мне только казалось, а на самом деле все обстояло куда проще.