– Спасибо, Леонард.
Старший клирик поднялся из-за стола.
– Еще увидимся, Клиффорд, – сказал он и покинул столовую.
Очень скоро мне принесли перо, чернила и несколько белоснежных листов бумаги.
Я быстро набросал короткое письмо, в котором просил своего знакомого, Мориса Картера, дождаться моего прибытия в Виолент, не верить газетам, в которых очень скоро может появиться информация о том, что я – преступник и вор. Просил написать и направить с той же птицей ответ с подтверждением получения моего письма.
Норман, которым оказался тот самый, встретивший меня клирик, ожидал в дверях и, когда я сообщил, что все готово, повел сквозь глубины собора в птичник, расположенный под самой крышей. И это оказался совсем не обычный птичник. Строго говоря, и не птичник вовсе. На длинных стальных жердочках восседали двенадцать механических сов, блестя в лучах восходящего солнца своим золотым оперением.
Как только мы вошли, три птицы, словно очнулись от спячки, открыли свои большие глаза, в которых красовались гладко отшлифованные аметисты, и повернули к нам головы. Остальные совы остались неподвижными.
– Ничего себе, – я присвистнул. – Кода это церковь успела обзавестись такой прелестью?
– В прошлом году, – пояснил Норман, забирая у меня письмо. – Верховный клирик считает, что мы должны идти в ногу со временем.
Поражаться цене этих птичек я решил молча.
Клирик подошел к ближайшей сове и дал ей конверт. Птица плавно протянула к нему лапу и аккуратно забрала письмо, сжав его своими коготками.
– Скажите ей адрес и имя получателя, – попросил Норман, отступая в сторону.
Когда подошел к сове, Яркий, вновь удобно устроившийся на моем плече, напрягся, глухо зарычал и даже немного заискрился.
– Спокойно, дружище, – проговорил я, почесав пальцами ему за ухом. – Эта птичка не причинит нам вреда.
Полушепотом я продиктовал сове все необходимые данные. Птица тут же прижала письмо к телу и, сорвавшись со своей жерди, закружила у нас над головами. Яркий выгнул спину и снова зарычал, внимательно следя за ней глазами, готовый отразить любую атаку неведомой зверушки. Но, вопреки его ожиданиям, сова вдруг стремительно выпорхнула в распахнутое окно, из которого открывался чудесный вид на город. Мы с Ярким продолжали смотреть вслед удаляющейся птице, пока она не превратилась в маленькую черную точку, мчащуюся над вереницей крыш, ослепительно сияющих в солнечном свете.
– Как быстро долетит до Виолента эта птаха?
– За три часа доберется, – буднично ответил Норман.
Его слова внушали восхищение. Но механическая почтовая сова превосходила живую птицу не только в скорости, ей также не нужна была ни еда, ни отдых, не были помехой погодные условия, и сохранность письма возрастала в несколько десятков раз. Неудивительно, что творения Рейнов с каждым годом пользуются все большей популярностью. Их механические куклы составляют значительную конкуренцию произведениям Годвинов. У тех, конечно, есть ряд преимуществ, таких, например, как отсутствие ограничений в размере, что позволяет вам заказать любого монстра, на которого хватит денег и которого способны прокормить. Куклы Рейнов же похожи по своему устройству на часы: скопление винтиков и шестеренок, соединенных неким аналогом нервной системы. Механизм приводится в движение таинственной искрой, которую в них зажигают хентийские мастера, даруя жизнь и слабое самосознание, достаточное лишь для выполнения простых указаний. Но этой искры не хватает на больших и сложных механоидов, даже почтовые птички при активном использовании проживут не более года. И все же, как показывает практика, люди склонны больше доверять механизмам, нежели живым существам, пусть и созданным искусственным путем. Органика, как ни крути, менее предсказуема, чем механика, строго подчиненная законам логики, и если химера может, хоть и редко, сойти с ума и стать опасной для собственного хозяина, с такими прецедентами история знакома, то механоиды не подали пока что ни единого повода для беспокойства. В итоге Годвинам и Рейнам приходится сосуществовать на рынке вместе и постоянно совершенствовать свои творения. Ну, а мир от их соперничества оказывается только в выигрыше, ведь нет ничего столь же стремительно двигающего прогресс вперед, как борьба за первенство.
Вслед за Норманом я вновь спустился на нижние этажи собора. Клирик молча проводил меня в выделенную мне келью и оставил там одного.
Я шагнул в маленькую, тесную комнату и огляделся, подивившись такому разительному контрасту. Там, наверху, под крышей этого самого здания сидела дюжина невероятно дорогостоящих механических птиц. А здесь, внизу, на серых стенах узкой кельи виднелись трещины, на потолке красовались темные разводы. Из мебели здесь присутствовали только маленький письменный столик, деревянный стул, кровать, которая жалобно заскрипела, как только я на нее опустился, и массивный сундук, спрятанный под ней, в котором житель этой комнаты должен был хранить свои скудные пожитки. Все выглядело крайне аскетично. Но не мне было осуждать чей-то выбор и установленные порядки. Если люди принимают такие правила игры, значит, они имеют право на существование, а мне лично и без того хватало, о чем подумать.