чески. В конце января немецким войскам в Норвегии было приказано готовиться к эвакуации на юг. «10 или 11 февраля нас привезли в Нарвик и сказали, что мы отплываем в Германию на следующий день в семь часов |утра,- вспоминает Альфред. — Я решил, что должен напоследок повидаться с Сюнни, раздобыл велосипед и поехал в полной темноте по занесенной снегом дороге в Балланген. Добрался я туда поздним вечером».Альфред осторожно, чтобы никого больше не разбудить, постучал в дверь. В первый и последний раз он провел ночь в комнате Сюнни. «Я должен был уезжать в четыре часа утра, чтобы успеть на корабль. Было темно, Сюнни стояла у ворот, закутанная в толстую шерстяную шаль, и по ее щекам текли слезы. Такой она мне и запомнилась. Больше я ее никогда не видел».Альфред обещал вернуться после окончания войны, и Сюнни верила ему.
Надежда помогала ей пережить этот удар судьбы. Вскоре, однако, ее постигло еще более страшное потрясение, чем разлука с возлюбленным: после их прощального свидания она забеременела. Для семьи Люнгстад это была катастрофа, но хотя Сюнни догадывалась, какие испытания предстоят ей в будущем, она не падала духом. «Она была счастлива, что у нее родится ребенок», - вспоминает ее сестра Оливия.К Существуют различные, противоречащие друг другу версии дальнейшего развития событий. Альфред Хаасе клялся, что ничего не знал о беременности Сюнни, хотя и предпринимал усилия, чтобы связаться с ней. «Несколько раз я писал ей, но так и не получил ответа. Мои письма не вернулись. Я решил, что она забыла меня». Оливия же считает, что Сюнни и Альфред общались тем или иным способом — после того, как Сюнни узнала о своей беременности, но до того, как Альфред отбыл в Германию. «Он знал, что Сюнни беременна, и просил ее не делать аборт. «Я вернусь», - сказал он ей».Как бы там ни было, Альфред и Сюнни больше никогда не встречались. Спустя несколько лет родные Сюнни попытались что-нибудь разузнать и пришли к заключению, что корабль Альфреда, скорее всего, был потоплен союзниками вблизи побережья Дании и что сам он наверняка погиб.После капитуляции немцев в мае 1945 года положение 19-летней Сюнни оказалось незавидным. Она не только совершила страшное преступление, связавшись с немецким солдатом, но еще и носила его ребенка. Страстный роман повлек за собой трагедию.Сюнни была не одинока в своей беде. Не менее 10 тысяч детей родились в результате связей между норвежскими девушками и немецкими солдатами. Таких девушек называли «tyskertos» («любовница нем¬ца»), а их детей — «tyskerunge» («немецкий ребенок»).Ненависть ко всему, что имело отношение к оккупации, была столь велика, что в официальных отчетах в 1945 году вполне серьезно утверждалось, будто отпрыски немецких солдат непременно вырастут предателями из-за наличия у них «нацистских генов». Поскольку личность отца будущего ребенка Сюнни не была тайной для обитателей Баллангена, ее жизнь превратилась в настоящий кошмар. Где бы она ни появилась, всюду на нее сыпались злобные насмешки и оскорбления. Тем не менее она стойко переносила выпавшие на ее долю испытания.15 ноября 1945 года у Сюнни родилась дочь. Местная повитуха была в тот момент больна, а другая не поспела вовремя, поэтому роды пришлось принимать матери и сестрам Сюнни. Девочка получила имя Анни-Фрид Сюнни Люнгстад.После рождения ребенка жизнь Сюнни не стала легче. Теперь всеобщая ненависть распространилась и на ее «tyskerunge». Люди даже избегали общения с ее родными.Сюнни не знала, что ей делать. «Может быть, со временем все наладится?» — надеялась она. Но ее мать, хорошо знавшая нравы своих соседей, понимала, что это надолго. Она полагала, что самый лучший выхода увезти ребенка из страны.После долгих раздумий и душевных терзаний было решено, что Сюнни останется в Баллангене и попытается устроить свою жизнь. Агню же собрала чемодан с пожитками, взяла внучку и перебралась в Швецию. Ее одолевали многочисленные сомнения и тревоги. Она всю жизнь без устали трудилась, вырастила шестерых детей, но хватит ли у нее сил поднять на ноги маленькую девочку в ее 48 лет? Сможет ли она свести концы с концами, работая портнихой? И как быть с языком? Хотя шведский и норвежский — близкие языки, все же различия между ними достаточно велики, чтобы осложнить жизнь немолодой женщины, пытающейся обосноваться в чужой стране. Но, несмотря ни на что, главным для нее оставалось благополучие Анни-Фрид.Время доказало ее правоту. Большинство из 10 тысяч норвежских детей немецких солдат жили изгоями на протяжении нескольких десятилетий. Душевная травма, полученная ими в детстве, отразилась на всей их последующей жизни. Только в последние годы положение исправилось.»»»»»Хотя какие бы то ни было записи, подтверждающие это, не сохранились, Агню и Анни-Фрид приехали в Швецию, вероятнее всего, весной 1947 года, когда девочке было около полутора лет от роду. Известно, что они провели некоторое время в области Херъедален на севере Швеции, недалеко от норвежской границы. Агню бралась за любую работу, какую только могла найти.Тем временем Сюнни продолжала бороться за существование в Баллангене. У нее болела душа из-за того, что до сих пор не было весточки от Альфреда, а теперь к тому же она была лишена возможности подержать на руках дочь, которую ненавидели все вокруг и которую она так сильно любила. Ее материнский инстинкт оказался слишком сильным. Потеряв отца Анни-Фрид, она не смогла перенести разлуки еще и с ней. Ее одолевала тоска, и она решила уехать к матери и дочери в Херъедален.Первые официальные записи об их пребывании в Швеции появились лишь в конце лета 1947 года, когда они переехали на юг страны, да и то в них упоминаются только Агню и Сюнни, а какие-либо сведения об Анни-Фрид отсутствуют. Официально она получила статус иммигрантки восемь месяцев спустя.18 августа 1947 года Агню, Сюнни и Анни-Фрид поселились в маленьком городке Мальмчепинг, расположенном в 45 милях к западу от Стокгольма. Сюнни нашла работу в кафе, называвшемся «Konditori Continental». Теперь будущее представлялось им более радужным: трудясь в поте лица, они смогли бы начать в Швеции новую жизнь.Но забрезживший было лучик надежды быстро погас. События последних нескольких лет не прошли для Сюнни даром и сказались на ее здоровье. Вскоре после устройства на работу в кафе она стала жаловаться на боли в брюшной полости. Обследовавший ее врач пришел к заключению, что у нее больные почки, но не смог обеспечить ей надлежащее лечение. Ее состояние быстро ухудшалось.19 сентября 1947 года у Сюнни случился сильный приступ боли, и она потеряла сознание. Агню вызвала врача, но он ничем не мог помочь. Сюнни требовалось специальное лечение, и ее срочно доставили в больницу в соседний город Флен, находящийся в семи милях от Мальмчепинга. Ей поставили диагноз «почечная недостаточность» и тут же сделали переливание крови.Вначале состояние Сюнни несколько улучшилось, но надежда на выздоровление не оправдалась. Гемодиализ (искусственная почка) найдет широкое применение в Швеции лишь через 15 лет, а пока врачи посчитали, что больше ничего сделать нельзя. Быстро слабевшая Сюнни сознавала, что жизнь покидает ее, и умоляла мать позаботиться об Анни-Фрид.Спустя неделю после госпитализации вновь наступил кризис. В легких скопилась жидкость. Врачи отчаянно боролись за ее жизнь, но было слишком поздно. В воскресенье 28 сентября 1947, около полудня, Сюнни Люнгстад умерла. Тремя месяцами ранее ей исполнился всего 21 год; ее дочери еще не было двух лет.Тело Сюнни было перевезено в Нарвик. Родственники в Норвегии тяжело переживали ее кончину. Муж одной из ее сестер посвятил ей трогательную поэму, которую напечатала местная газета. В последней строфе слышится боль, испытываемая членами семьи: «Мы, твои близкие, посылаем тебе благодарность за все, что ты дала нам, за слезы и улыбки. Мы постоянно помним о тебе, дорогая наша, теперь, когда ты обрела вечный покой».Однако Агню было не до слез или улыбок. Ей приходилось содержать внучку и себя. Она бралась за любую работу: шитье, уборку, стирку — все, что только попадалось ей под руку.В июне 1949 года они переехали из Мальмчепинга в город Торсхел- ла, где Анни-Фрид и выросла. Он расположен недалеко от Эскилсту- ны, в 45 милях к западу от Стокгольма. Агню устроилась на главное предприятие города — аффинажный завод «Nyby Bruk». Бабушка и внучка жили в районе, прилегающем к заводу.В ту пору Торсхелла был маленьким живописным городком с населением около 5000 человек. Те кварталы, что находились на западном берегу небольшой реки, протекавшей через город, имели еще средневековую планировку. Здесь преобладали деревянные дома, построенные в XIX веке. Как и в большинстве подобных городов, жизнь в Торсхелле текла спокойно и неторопливо. Анни-Фрид вспоминает ее как скучную и неинтересную. «Маленький город, ты знаешь его обитателей, по крайней мере тех, кто живет по соседству. И полное отсутствие ярких, запоминающихся событий», — говорит она.В детстве Анни-Фрид была очень одинока. Она всегда восхищалась Агню, работавшей словно каторжная, чтобы обеспечить внучке достойное воспитание, и называла ее мамой. Тем не менее Агню тоже вспоминает, что разница в возрасте создавала между ними определенную дистанцию и у Анни-Фрид никогда не возникало желание поговорить с ней по душам. «Ей приходилось много трудиться, чтобы заработать нам на жизнь. Мы были очень бедны. Большую часть времени я сидела дома, и у меня почти не было друзей».Агню долго не могла отделаться от мыслей о том, что случилось бы с ними, вернись они жить в Норвегию. Оливия, тетка Анни-Фрид, вспоминает: «Мать и Анни-Фрид приехали навестить меня через некоторое время после смерти Сюнни. Я чувствовала, что мать, оказавшись среди чужих людей, испытывает тревогу. Она боялась будущего и сомневалась, сможет ли обеспечить ребенка всем необходимым».Сомневались в этом и органы социального обеспечения Швеции. Хотя Агню воспитывала Анни-Фрид и заботилась о том, чтобы девочка всегда была сыта и одета, ей был назначен опекун, призванный следить за ее благополучием до той поры, пока она не сможет обеспечивать себя сама. Это обстоятельство отнюдь не способствовало улучшению отношений между бабушкой и внучкой.Анни-Фрид еще больше замкнулась в себе, играя в одиночестве и создавая свой собственный мир. «Я очень много читала. Ходила по субботам в библиотеку, набирала там целую кучу книг — штук 15 — и буквально проглатывала их за выходные».Но самое большое удовольствие Анни-Фрид находила в музыке. Обычно она проводила летние каникулы в Норвегии, в семье своей тетки Оливии. «Мы часто пели норвежские песни, -вспоминает Анни-Фрид, — и, мне кажется, именно тогда у меня проснулся интерес к музыке. Я уверена, что унаследовала музыкальность и вокальные данные от моей матери».Оливия подтверждает: «Она постоянно пела и никогда не фальшивила. Когда я впервые завела ей пластинку Альфа Пройсена (популярный норвежский певец и композитор), она
воскликнула: «Какая прекрасная музыка! Когда я вырасту, всегда буду петь и танцевать!» В скором времени музыка заняла главное место в ее жизни. Уже в семилетнем возрасте она решила стать певицей. «Я никогда ни о чем другом и не помышляла», — вспоминает она.Анни-Фрид пошла в школу в августе 1952 года. Она прилежно занималась и считалась одной из лучших учениц в классе. Это была внешне неприметная, скромная, воспитанная девочка, любимица учителей. Ничто не предвещало того, что когда-нибудь она станет красавицей.В школе Анни-Фрид довольно быстро прославилась своими вокальными способностями. «Она была умной девочкой, и все были в восторге от ее пения, — вспоминает ее учитель. — По субботам мы всегда посвящали час всевозможным развлечениям. Анни-Фрид обычно пела, и это было для нас самым лучшим развлечением».Поддержка со стороны тетки и школьного учителя имела для Анни-Фрид важное значение. Трудности, с которыми она сталкивалась с раннего возраста, закалили ее характер и приучили ее к мысли, что в этом мире не так уж много любви и не следует рассчитывать на человеческую привязанность. Она прекрасно знала, что никто не даст ей ничего просто так — нужно получать хорошие оценки и завоевывать призы. Так в ней развился дух соперничества. Анни-Фрид хотела всегда быть лучшей, чем бы она ни занималась.Когда ей было девять лет, ее выбрали принцессой Детского дня, и она прошествовала через весь город во главе праздничной процессии. В десятилетнем возрасте она выиграла соревнование по конькобежному спорту. «Позже я поняла, что бабушка желала мне всего самого лучшего, но она приходила с работы слишком усталой, чтобы выслушивать меня. Однако в то время я обижалась на нее и чувствовала себя брошенной, поскольку мне не с кем было поделиться своими тревогами и сомнениями. Мне казалось, что я некрасивая, что у меня нет таланта, что меня не за что любить».Тетка Оливия вспоминает, что Анни-Фрид всегда стремилась заручиться одобрением со стороны взрослых, когда приезжала к ним летом. «Мы делали все, чтобы внушить ей, что есть люди, которые ее любят, что здесь ее корни, что ее мать и отец действительно любили друг друга. Она всегда жаждала ласки и душевного тепла. Когда мой муж возвращался домой, она поджидала его возле двери и бросалась ему на шею. Мне кажется, Анни-Фрид искала отца во всех мужчинах, которые встречались на ее пути».Несмотря на любовь к затворничеству, в Торсхелле Анни-Фрид далеко не все время проводила в одиночестве. «С соседскими детьми мы много лазали по горам и бегали по лесам и при этом часто проказничали», - вспоминает она. В то же самое время ее друзья чувствовали, что она не такая, как они. Один из них вспоминает: «Мы хотели, чтобы ей повезло в жизни, поскольку знали, что она живет с бабушкой и у нее нет ни матери, ни отца. В ней было что-то романтическое, почти как в книгах, которые мы в то время читали».В феврале 1954 года Агню и Анни-Фрид переехали в двухкомнатную квартиру на Термениусгатан. Здесь Анни-Фрид, которой было тогда восемь лет, проживет до начала 60-х и отсюда отправится в самостоятельное плавание по бурному океану жизни. В довершение ко всем прочим заботам Агню устроилась смотрительницей двухэтажного здания. «Бабушка была невероятно сильной женщиной, - говорит Анни-Фрид. Она выращивала картофель и овощи, содержала все в идеальном порядке, шила мне одежду».Если Анни-Фрид недоставало ласки со стороны Агню и возможности поговорить с ней по душам, то это компенсировалось заботой бабушки о том, чтобы у внучки имелось все необходимое. А ее искусство портнихи было выше всяких похвал. «Мы всегда считали, что Анни- Фрид очень красиво одевается, -вспоминает ее двоюродная сестра Сольви. -Она выглядела так, будто сошла с обложки журнала мод. На нас это производило впечатление, так как в Норвегии после войны все жили бедно».Тем не менее Анни-Фрид в юности завидовала нарядам своих подруг. В то время как они прочесывали магазины в поисках платьев, сшитых по последней моде, ей приходилось полагаться лишь на бабушкину швейную машинку. «Мне очень хотелось иметь водолазку-безрукавку, но о том, чтобы купить ее, не могло быть и речи, ведь бабушка знала, как она шьется».Агню учила шить и Анни-Фрид и вообще старалась научить ее всем другим полезным навыкам, которыми владела сама. «В какой-то мере я навсегда останусь той самой девочкой, которая жила с бабушкой, ходила за ней вверх и вниз по лестницам и училась у нее всему, что необходимо для ведения домашнего хозяйства». Агню, как никому другому, было хорошо известно значение таких качеств, как самостоятельность и самодостаточность.Музыка оставалась главным увлечением Анни-Фрид. Медленно, но верно распространялась молва о том, что она поет лучше большинства девочек ее возраста. Она начала петь в школьном хоре, которым руководил местный кантор. Он заметил, что Анни-Фрид обладает особым вокальным дарованием, и часто поручал ей исполнять сольные партии. Это наполняло ее сердце гордостью.Хотя она и знала о своих способностях, ей не хватало уверенности в себе. «Я помню, как мой голос впервые записали на пленку. Мне было тогда девять или десять лет, и мы были в гостях в доме, где имелся магнитофон. Я спела один из тогдашних хитов, а когда прослушала запись, она показалась мне настолько ужасной, что у меня хлынули слезы из глаз».Примерно в то же самое время Анни-Фрид начала также играть на фортепьяно. Агню не могла позволить себе купить столь дорогой инструмент, поэтому нужно было искать другое решение. «Я пошла к соседям, у которых было фортепьяно, и спросила, нельзя ли мне иногда играть для них. Они разрешили». Когда Анни-Фрид исполнилось одиннадцать, Агню взяла фортепьяно напрокат, и девочка начала учиться играть по-настоящему. Эти занятия продолжались в течение двух лет.Осенью 1956 года Анни-Фрид пошла в пятый класс. Тогда же во время благотворительного концерта, организованного в.Торсхелле Красным Крестом, состоялся ее дебют на сцене с шведской народной песней «Fjorton аг tror jag visst att jag var» («Я уверен, что тогда мне было 14 лет»). Эта песня незадолго до этого была хитом певицы Ингеборг Нюберг, ее кумира. «Я была одета в норвежский национальный костюм, сшитый бабушкой, и страшно нервничала».Выступление перед настоящей публикой вдохновило Анни-Фрид. Она старалась принимать участие во всех конкурсах талантов, проходивших в Торсхелле и Эскилстуне,- и обычно побеждала в них. Она ходила с подругами на танцевальные вечера и иногда, набравшись смелости, просила музыкантов позволить ей спеть с ними. «Для меня это была единственная возможность заниматься тем, чем я действительно хотела заниматься. Никто не стал бы просить меня выступить на сцене».В июне 1958 года Анни-Фрид окончила начальную школу в Торсхелле с очень хорошими отметками. После летних каникул она пошла в среднюю школу в Эскилстуне, в класс с экономическим уклоном. Ей было почти 13 лет, и все друзья и знакомые отныне звали ее Фрида. Со временем она станет называть себя так и на сцене.Однажды воскресным вечером осенью 1958 года она отправилась на танцы в молодежный центр «Слагста». Центр располагался в доме, стоявшем на шоссе между Торсхеллой и Эскилстуной, который некогда принадлежал родителям политика, дипломата и нобелевского лауреата Алвы Мюрдала. Теперь же этот огромный дом был превращен в место встреч молодых людей, и его вместительная столовая идеально подходила для танцев.В доме репетировал местный оркестр, называвшийся Evald Ek Quintet и руководимый 21-летним парикмахером Эвальдом Эком. «У нас не было помещения для репетиций, и местные власти, владевшие молодежным центром, предоставили его в наше распоряжение, — вспоминает он. — Взамен мы играли воскресными вечерами на танцах».В то самое воскресенье Фрида подошла к Эвальду и спросила, не разрешит ли он ей спеть пару песен. «Я ответил: «Конечно, только мы сейчас собираемся сделать перерыв. Пойдем наверх и немного по репетируем». Она сказала мне, какие песни хотела исполнить, и мы подобрали тональность. Потом мы спустились в зал, и она спела несколько песен. Это было просто здорово! С трудом верилось, что такая молоденькая девчонка может так здорово петь».Группа Эвальда Эка существовала с середины 50-х и представляла собой типичный для того времени средних размеров танцевальный оркестр: аккордеон (на котором играл лидер группы), вибрафон, кларнет или саксофон, бас и ударные. Инструменталисты и вокалисты менялись в группе довольно часто. Когда Фрида предложила Эвальду свои услуги, у него как раз не было вокалиста. Он решил, что лучшей кандидатуры ему не найти. «Я сказал ей: «В следующий четверг у нас будет репетиция. Приходи». Она пришла и осталась».Фриде едва исполнилось 13, когда она начала петь с Эвальдом Эком. По закону она не имела права работать, и Эвальду пришлось обращаться к ее опекуну за специальным разрешением. В скором времени Фрида стала постоянным членом группы и помогала выносить из автобуса «Фольксваген», который они использовали для поездок на выступления, инструменты и аппаратуру. «Она воспринимала все это как развлечение», — вспоминает Эвальд.Группа давала до трех выступлений в неделю, которые длились с восьми вечера до часа ночи. Сбылась мечта Фриды: она была настоящей певицей в настоящей группе. Перед ней открылся новый мир музыки. Если до сих пор ее репертуар состоял из фолк-песен и шлягеров — одной из ее самых любимых песен тогда была шведская версия хита Дорис Дэй 1956 года «Whatever Will Be, Will Be (Que Sera, Sera)», — то теперь она познакомилась с такими неувядающими шедеврами, как «All Of Ме», а также «Night And Day» и «Begin The Beguine» Коула Портера.«Фрида совершенно не знала современный репертуар, когда пришла к нам, но ее «Night And Day» была поистине выдающимся номером,-говорит Эвальд Эк. — С ней было удивительно легко репетировать. Она слушала песню впервые в жизни, быстро заучивала текст и уже могла исполнять ее. На сцене она никогда не робела. Единственное, чему мне пришлось ее учить, — постоянно находиться на первом плане. Поначалу она все время норовила слиться с группой».Группа исполняла главным образом
современные шлягеры, танго и медленные вальсы. Танцевальные оркестры в районе Эскилстуны в то время процветали. Хотя между ними существовала определенная конкуренция, работы хватало всем. Телевидение, официально появившееся в Швеции в 1956 году, пока еще не приобрело большую популярность. Танцы все еще оставались наиболее традиционным развлечением в выходные дни для людей всех возрастов.Местные газеты публиковали объявления о «танцевальных автобусах». Люди платили несколько крон, и автобус развозил их по различным танцевальным залам в Эскилстуне и окрестностях. Иногда залы оказывались настолько переполненными, что автобусам приходилось разворачиваться и ехать дальше. «Помню, накануне Нового года, когда Фрида была с нами, — говорит Эвальд Эк, — в зал набилось столько людей, что просто не осталось места для танцев, и нам пришлось вместо танцевального вечера устроить концерт».Поскольку в Стокгольме музыканты играли в основном диксиленд, столица испытывала дефицит танцевальных оркестров. Это открывало возможности даже для таких скромных коллективов, как группа Эваль- да Эка, которая неоднократно выступала в столичном «Grand Hotel».До сих пор Фрида воспринимала музыку как источник утешения, как отдушину, помогающую преодолеть жизненные невзгоды. Теперь же, став членом группы, она поняла, что музыка может стать основой для создания новой социальной среды, и прочувствовала, каково это — принадлежать «семье» или «общине». Для нее это был судьбоносный момент. «Я отвернулась от своей семьи, от всей своей жизни, которую ощущала как сплошную, необъятную пустоту, — говорит она. — Когда музыка вошла в мою жизнь, мои социальные отношения коренным образом изменились, как и все мое существование. Я стала сильной и осмеливалась делать то, что раньше представлялось мне невозможным».Фрида стремилась использовать любую возможность для своего музыкального роста, чтобы стать профессиональной певицей. Через Эвальда Эка она познакомилась с оперным певцом Фольке Андерссоном. Знаменитость национального масштаба, прославившийся еще в 30-е годы, Андерссон давал Фриде уроки вокала в течение двух лет.Тем временем, после года учебы в средней школе, усердие Фриды в овладении знаниями резко сошло на нет. Денег, зарабатываемых в группе, ей вполне хватило бы на оплату дальнейшего образования, но, кроме музыки, она уже больше не могла ни о чем думать. Агню с изумлением и тревогой наблюдала, как падает ее успеваемость. «Она хотела, чтобы я училась и «кем-нибудь стала» — согласно ее выражению. Многим казалось странным, что меня не интересуют занятия. Но меня это не волновало, поскольку я знала, чего хочу. Музыка была для меня всем. Я должна была либо утонуть, либо выплыть».Агню не одобряла привязанность Фриды к группе. За все время сотрудничества ее внучки с Эвальдом Эком она не видела ни одного ее выступления. Не приглашали музыкантов и в дом Люнгстадов. «Я лишь однажды зашел к ним, чтобы забрать Фриду для вечернего выступления», — вспоминает Эвальд Эк.Особенности происхождения и воспитания сделали Фриду независимым человеком, и она с детства пыталась найти свой собственный путь в жизни. В то время как ее сверстники увлекались рок-н-роллом и фолком, Фрида стремилась стать традиционной вокалисткой и исполняла джазовые вещи, которые обычно исполняли певицы, старше ее, по меньшей мере, вдвое.С годами Фрида стала красавицей, но у нее не оставалось времени на общение с молодыми людьми. Если даже раз или два кто-то и внушал ей симпатию, дальше легкого флирта дело не заходило. Эвальд Эк вспоминает: «Иногда, когда мы работали на выезде, она спрашивала меня, можно ли ей ненадолго сходить со сцены, чтобы немного потанцевать, так как случалось, что парни подходили и приглашали ее. «Конечно», — говорил я. Но ее интересовали именно танцы, а не общение с парнями».В июне 1961 года двое членов группы Эвальда Эка окончили школу и уехали из города продолжать образование. Эвальд, чувствовавший, что группа себя изжила, решил распустить ее. «Мы много разъезжали, и у меня не было ни времени, ни сил, ни желания искать новых музыкантов и репетировать с ними. Я сказал им всем, в том числе и Фриде: «Мне все это надоело, вам придется найти другую группу». Эвальд поставил свой аккордеон в шкаф и больше никогда не прикасался к нему.Фрида осталась без постоянной работы, хотя и продолжала эпизодически появляться на сцене то там то здесь с разными ансамблями. Осенью 1961 года она получила приглашение от довольно популярного оркестра Бенгта Сандлунда. Один из тромбонистов по имени Рагнар Фредрикссон был поклонником вокального искусства Фриды и порекомендовал ее Бенгту Сандлунду. «Оркестр существовал с лета 1959 года, - говорит пианист Сандлунда Гуннар Сандеверн, близкий друг Фриды в те времена. До этого я играл около года с Рагнаром Фредрикссоном в его группе, а затем ее члены объединились в биг-бэнд. У Бенгта Сандлунда были раньше две вокалистки, но они ушли, и мы теперь искали певца и певицу».Фрида получила работу вместе с певцом Ларсом Блумквистом. Бенгт Сандлунд был очень энергичным руководителем и заботился о том, чтобы его биг-бэнд имел как можно больше приглашений по всей стране. Иногда он заключал контракты одновременно на танцевальный аккомпанемент и на концерты, в результате чего их выступления пред-ставляли собой причудливую смесь кабаре и интермедий. Сандеверн говорит, что такого рода увеселения были весьма популярны в те времена. «Если мы работали в Народном парке, то начинали с танцевальной музыки, а затем исполняли свою концертную программу. Например, у нас был трубач, игравший виртуозные пьесы. После него несколько песен исполняли вокалисты. Затем мы выпускали гимнастическую труппу, называвшуюся Tunafors Girls, которая устраивала свое представление при музыкальной поддержке оркестра».Фрида начала петь в биг-бэнде Сандлунда 7 октября 1961 года. Став членом этой новой музыкальной семьи, она продолжала расширять свой музыкальный спектр, исполняя номера таких джазовых певиц, как Элла Фитцджеральд, Анита О’Дэй и Сара Воган, ставших для нее примером для подражания. Она начала слушать музыку биг-бэндов Гленна Миллера, Каунта Бэйзи, Дюка Эллингтона и Вуди Германа, чьи вещи составляли немалую часть репертуара оркестра Бенгта Сандлунда. «Для меня это был совершенно новый музыкальный опыт», — говорит Фрида. Она пела «Sweet Georgia Brown», «Summertime», «Fly Me To The Moon» и другие подобные песни. Дуэтом с Ларсом Блумквистом они исполняли такие номера, как «Let’s Call The Whole Thing Off» Гершвина. Дополняли их репертуар шведские и европейские шлягеры той эпохи.Жизнь Фриды кардинально изменилась не только в музыкальном плане. Тромбонист, который привел ее в биг-бэнд Бенгта Сандлунда, 19-летний Рагнар Фредрикссон, был очарован не только ее вокалом. Он не мог не заметить, что этот замечательный голос принадлежит чрезвычайно привлекательной девушке. Гуннар Сандеверн вспоминает: «Для поездок на выступления Бенгт Сандлунд обычно арендовал большой автобус. Нас было 16 музыкантов, два певца плюс девушки из Tiinafors Girls, и мы набивались туда с большим трудом. Неудивительно, что в такой тесноте между людьми время от времени возникали романтические отношения. Очень скоро Фрида и Рагнар нашли друг друга».Рагнар был довольно упитанным юношей в очках с толстой оправой и с застенчивой улыбкой на лице. До прихода в биг-бэнд он торговал коврами в магазине своих родителей в Эскилстуне. Тихий и интеллигентный Рагнар, который был на четыре года старше Фриды, стал ее первым настоящим другом. Он привнес равновесие и стабильность в ее мятущуюся душу и поэтому, в определенном смысле, играл для нее роль отца. «Думаю, в первую очередь я стремилась обрести надёжную опору, — размышляет Фрида. — Мое детство было отнюдь не безмятежным. Мне недоставало любви и нежности. Встретив мужчину, я решила, будто нашла все то, что искала. Я строила вокруг него всю свою жизнь». Теперь она была не только певицей популярного биг-бэнда, но и преданной подругой обаятельного молодого человека. Ее низкая са-мооценка компенсировалась любовью и привязанностью Рагнара. Впервые с момента рождения жизнь представлялась Анни-Фрид Люнгстад привлекательной и многообещающей.Весной 1962 года, когда она оканчивала последний класс начальной средней школы, произошло непредвиденное. Фрида обнаружила, что беременна. Она была совершенно не готова к тому, чтобы пойти по стопам бабушки и матери. Ей не было и семнадцати, и хотя она ценила надежность в лице Рагнара, главным для нее оставалась карьера певицы. Тем не менее они с Рагнаром решили оставить ребенка.Из-за беременности ей пришлось на время покинуть биг-бэнд Бенгта |(Сандлунда. Однако Фрида была решительно настроена продолжать петь даже при отсутствии возможности совершать продолжительные поездки на выступления по выходным дням. «Она не боялась выходить на сцену, — подтверждает Гуннар Сандеверн. — В то время мы дали пару выступлений вдвоем — я играл на фортепьяно, она пела».26 января 1963 года 17-летняя Фрида родила сына, которого они с Рагнаром назвали Ханс Рагнар. Несмотря на стесненные обстоятельства, Ханс был желанным ребенком, и Фрида изо всех сил старалась быть хорошей матерью. Тем не менее довольно скоро она снова начала петь с биг-бэндом Сандлунда. Она все еще жила с Агню, и та присматривала в правнуком.За время краткосрочного отсутствия Фриды на сцене в мире танцевальной музыки произошли существенные изменения. За предшествовавшие несколько лет рок и твист постепенно стали самыми популярными стилями в молодежной танцевальной музыке. Оставалось совсем немного времени до того, как Швецию захлестнет волна битломании после выхода первого сингла Beatles «Please Please Ме», Эскилстуна был одним из городов, которые Beatles посетили во время своего пятидневного тура по Швеции в октябре 1963 года. По всей стране, словно грибы, появлялись новые поп-группы.Бенгту Сандлунду все с большим и большим трудом удавалось находить работу для своего довольно дорогого биг-бэнда. Весной 1963 года он решил прекратить эстрадную деятельность. Свое последнее выступление оркестр дал в
апреле.Фрида, несмотря ни на что, не собиралась бросать пение и становиться домохозяйкой. Рагнар вернулся в свой магазин, но Фрида не думала ни о чем другом, кроме как о карьере певицы. Она была готова петь при любых обстоятельствах и участвовать во всех конкурсах талантов.Летом 1963 года она приняла участие в крупном национальном конкурсе и вышла в финал, который состоялся в Эскилстуне. Исполнив традиционную джазовую вещь «Moonlight In Vermont», она получила доброжелательные отклики в местной прессе, но даже не вошла в тройку победителей.Хотя Фрида и Рагнар не являлись официальными супругами, в августе 1963 года она вместе с Хансом перебралась в квартиру, расположенную над магазином ковров, и на время окунулась в жизнь домохозяйки и матери.В сентябре Фрида узнала о конкурсе талантов, называвшемся «Plats pa seen» («На сцене»), который устраивало шведское радио. Она поехала в Норрчепинг и вместе с West Bay Singers с Бьерном Ульвеусом оказалась среди шести исполнителей, отобранных для участия в региональных финалах.Через несколько недель взволнованная Фрида отправилась в Стокгольм для выступления в радиопередаче. Конкурс на национальном радио мог стать для нее первым серьезным прорывом. Можно представить ее разочарование, когда она вышла на сцену, чтобы получить «поощрительный» букет цветов, и ведущий покровительственно назвал ее «маленькая мисс Люнгстад».Подавленная Фрида вернулась в Эскилстуну, к Рагнару и Хансу, к уже изрядно надоевшей ей жизни молодой домохозяйки. Рагнар строил планы создания собственного биг-бэнда, но все закончилось разговорами. Фрида, которой еще не было 18 лет, старалась не падать духом, но ее не покидало ощущение, что она попала в западню.Пока она прозябала в безвестности в маленьком провинциальном городке, одни из двух победителей конкурса, четверо парней, называвшихся теперь Hootenanny Singers, набирали силу и были готовы к новым достижениям.