Но нет, выжила: мать выходила. Тогда и понеслись… остальные тату по всему телу. А че теперь? - выставляю руки вперед и цинично ржу. – Никто и не скажет, сколько здесь рубцов. Ни здесь, ни на ногах, ни на животе… ни где-либо еще. А этот – сразу все по-своему интерпретировал. Стал думать, что наркоманю… Друзей всех запугал, разогнал… - осталась одна. Зато парня почти сразу повстречала. Любовь-морковь… малолетняя… Я – малолетняя, а он – в самый раз. Я думала, раз чувства, раз всё серьезно – можно и не спешить, побаловаться, морально созреть… для физической близости. А он нет – понял, что играю… ну и… сделал «гейм овер»…
Немного помолчав, продолжила:
- А я не играла… я любила. Думала, что любила… ан-нет. Такое дерьмо нельзя любить. А дальше – еще один, и еще одна ошибка. И все больше рубцов на коже – и все больше тату. В какой-то момент… я всех возненавидела… и жить не хотелось. Но и почему-то… покончить с собой сил, настроения не хватало. Сигареты, алкоголь, дурман… А там и школы конец, наконец-то конец. Универ. Юрист… - отчаянно горько, громко ржу. Разворот – косой, беглый взгляд на Борю… молчит, идет, потупив взгляд. И снова обернуться, устремить взор на дорогу. Шаги по исповедальному эшафоту. – Опять-таки выбор, едва не силой впихнул меня Фирсов. Оплатить – оплатил, но выбора… не дал. Даже работу уже приглядел. Тогда еще, на первом курсе. А я вновь влюбилась – дура… Это теперь понимаю, что он конченный, трусом оказался… а тогда… с головой ушла. И дня порознь не мыслила. А он мыслил – более того, ему было чем и с кем заняться. А потому и я быстро сдалась – лишь бы меня выбирал, а не их. Пользовался, играл… И Макс всё пронюхал. Опять давление, опять угрозы – и тот сбежал, поджав хвост. Более того, так меня при всех тот «мой рыцарь» опустил, смешал с дерьмом, что я просто смотреть в его сторону не могла, а когда узнала… откуда ноги растут у всей это истории – сбежала. Из универа, из общаги… и дома нос не показывала. Где попало шлялась, с кем попало… По подвалам, по помойкам, по квартирам. Тра**ться – не тра*алась, но упиться и укуриться – тут да. А дальше… Макс очнулся, стал искать. Ну, я и рванула – вокзал, электричка… и да здравствуй, страна наша – велика и широка! Ибо знала: если догонит – убьет. Где только не скиталась, чем только не занималась, больше полугода прошло: воровала, торговала запрещенкой, в общем… бомжевала и выживала… И только крест под грудью грел: Он выживал, и я выживу…
До Питера добралась. А там мусора схватили: конкурент, тварь, сдал. Ну и… Максу стуканули. Сразу прилетел, чуть на коленях не ползал, просил прощения, молил… обещал больше так не чудить. Говорил, что перегнул палку. А как домой приехали – опять за патлы таскал, но уже не бил. Так только… перенервничал, накрыло, когда перепил, а я – огрызаться стала… А дальше – вроде утихомирилось. Он больше не лез в мою личную жизнь: на ком бы не скакала, и под кем бы не стонала… Хотя… не так их и много было: на пальцах пересчитать, одной руки. А потом - Киселя встретила. Показался… приличным парнем. Но, увы, на десять лет старше. Не мне – «увы». Максу – «увы», да еще же… «чертов ОНГМ»… Ну, и началось… пиление: «Вот ты универ закончишь, пойдешь в прокуратуру… зачем тебе этот бандит, старикан?..» и так далее. Выбесил, с*ка… Я бы даже, наверняка, еще чуток помурыжила, поигралась, как всегда, с Киселем – и бросила. Поди, разные мы люди… Компот - добрый, местами ссыкливый… правильный парень, мужик. Он даже больше похож на Фирсова, нежели я, в плане праведности. Да и потом… я ж с зубами – и мне косточку надо, а не… мягкотелое животное. Но… разве идиоту это докажешь? Да и смысл? Закрутилась новая игра… А ведь, с*ка, обещал не лезть… в мою жизнь, обещал больше не указывать. Поди, своя семья есть, дочь – сиди, воспитывай. И я не маленькая – и уже пропащая. Че лезешь? НЕТ! НАДО! Отцовский инстинкт… А я ему ничего простить не смогла… Начиная с того бомжа, котрого он крысой вычислил и завалил… и до сегодняшнего дня. Вон даже… Киселя сейчас норовил засадить. С*ка… а еще братом называется, «опекун». Только политику свою насаждать – душить. Но из дерьма не получится конфетки… Но силиться, тужиться, тварь, - и застыть не дает, дабы стать вконец уже сором.
Тягучая… жалящая пауза, переворачивая окончательно с ног на голову окружающий мир.
Решаюсь на шутливый тон:
- Как-то так…
Молчит, сопит, неспешно перебирает ногами, идя рядом.
- А ты, - вновь отзываюсь. Косой взгляд на него: - За что сидел?