Ну... и пустила я всё по х*ю. А толку пыжиться? Толку?
Одна отрада - у бабки когда жила... Тут, кстати, - махаю рукой, - недалеко. Добрая женщина была. По отцовской линии... Лет пять назад... умерла, - шумный, болезненный вздох. - Любила я у нее зависать летом. А че?.. Друзей в городе нет: каждый тоже где-то шкерится (а они - так, вообще, отдельная тема для Макса: не то, что пересажать их всех готов был, а даже поубивать). В общем, бабка... такая сердобольная была, что у Фирсова аж зубы от нее сводило. А ведь не догадывался почему: у Бога она прощение молила... за сына своего. Что таким дебилом вырос, что судьбу детей искалечил, жене нервы сколько трепал - неотложка частая у нас гостья была, в свое время, когда Макс малой еще был. Бухал этот урод, что черт, бил сильно, унижал... не раз с топором гонялся. С*ка, в общем. Демон, как и я... И вот бабка всё молила... ухаживала. Всех животных-приблуд... в деревне подкармливала. Последнюю пенсию на них тратила. Кошечки, е**чие, собачки, птички, лисички - всех, кого находила. А я малая была - с радостью ей помогала. Для меня это было нечто... невероятное. Словно Ангел во плоти... и я ему, ей усердно вторила, дабы хоть на грамм обрести ее чистоты, быть достойной всего этого: ее ласки, доброго слова, поддержки. Любила она меня, ой, как: так не все матери своих детей любят... И я хотела быть достойной, или хотя бы выглядеть достойно в ее глазах. А потому старалась, подражала... И все это было от души. Там, в деревне, вдалеке от моей городской жизни... я была совсем другим человеком. Даже материться не смела - причем... вовсе не хотелось, не тянуло. Ни материться, ни курить, ни бухать (а этим я уже тогда грешила). Хотелось быть человеком... как и она - настоящим... Человеком. Мы даже на кладбище ходили - за заброшенными могилками ухаживали. Уже и креста там нет, а она по именам всех помнила, называла. Приветствовала, справлялась о настроении, о близких, о правнуках... И вот однажды... Фирсов как-то заявился в наш «рай» нежданно-негаданно. Весь ходуном ходит, че-то у него там, в башке, кипит, а наружу - как всегда... ни слова. Только гавкает, как пес на цепи: и укусить охота, и не за что... Ну, а мы с бабкой... о всем этом нашем... «помешательстве» уже давно не вспоминали, так как знали - бесило оно его. Всё бесило: «расточительство», «маразм» и «притворство»... Это ты, с*ка... притворялся, а мы - искренне помогали. И вот вечер с нами, день, второй. Как-то и не уезжает. Только по делам отлучается - и всё. И молчит, главное. Ничего не говорит. А если бы отдых - на рыбалку бы, стопудово, рванул или по грибы - ни**я. Дома сидит, двор пасет... и нас с бабкой. В общем, не выдерживает она: уводит меня за сарай, в огород: а-ля... клубнику полоть, а сама шепчет: «...там, в конце улицы, ближе к лесу - есть дом заброшенный, как раз за хатой Морозовых. Там мужчина один живет. Тихий, неагрессивный. Недавно появился. И он ранен - ему нужна помощь. Уйду я - Максим поймет, что что-то не так, а если ты - то скажем, что к Морозовым пошла, молоко купить. Отнеси ему еды, воды. Лекарства передай. Можешь даже не подходить, на входе оставь - и сразу домой. Ему уже лучше - сам справится. Поди... не первый раз у него такое. И к Морозовым не ходи, скажем, будто не дождались те и другим продали... Ну, что, пойдешь?»
Говно вопрос для малолетки! В свои тринадцать я чувствовала себя круче, смелее и сильнее даже того же Чака Норриса. А потому... захапать нужное: что всунуть в карманы, а что за пазуху - и партизаном прорваться в укрытие.
Не послушала я бабку: не сбросила балласт этому бомжу... и не умчала сразу. Нет, напротив. Отыскала его, накормила, напоила. Раны обработала, перевязала (как та меня учила - правда, на собаках, но все же)... Странный типок был. Всё время молчал. И вообще, за этим его капюшоном, бородой, усами - только глаза и видно. Голубо-серые такие, добрые, глубокие. А еще крест у него был... как перевязывала, так и увидела - странный такой, корявый, недорисованный. Косой...
Обмерла я на полуслове, захлебываясь уже прошлым, слезами - них*ена уже не видно, даже куда ступать. Выдох шумный. Застыл рядом со мной и Боря. Стоит, молчит.