- Боюсь, я могу вас огорчить, - сказала она. - Я не уверена в степени своего таланта. Я знаю, что мой диапазон составляет, по меньшей мере, две трети мили, и я еще никогда не уставала от огня. И область, которую я могу поджечь... Какая длина главного паруса наверху?
Выражение лица Фортескью стало пустым, а его лицо словно окаменело.
Тэтчер ответил слабым голосом:
- Это около одиннадцати сотен квадратных футов.
- Тогда это, по крайней мере, очень много. Опять же, я прошу прощения, господа, но я сражалась только в четырех битвах на сегодняшний день. Надеюсь, не буду слишком тяжелым бременем.
«И надеюсь, я не буду драться рядом с вами».
- Мы... сделаем скидку на вашу неопытность, Пемброук, - процедил Фортескью. Он откашлялся. Росс фыркнул, ухмыльнувшись. - Я думаю, мы понадеемся на ваш талант в тушении пожаров, чем начинании их, во всяком случае. Наша тактика проста: прямые огни на палубу - и матросы впадают в панику, сжигаем паруса, если их не облили...
- Прошу прощения, мистер Фортескью...
- Просто Фортескью, Пемброук. Давайте, будем обращаться друг к другу по-простому.
- Очень хорошо... Фортескью... Я прошу прощения, если это глупо прозвучит, разве вы не можете поджечь обработанные паруса?
Фортескью подарил ей покровительственную улыбку, которая почти заставила ее отшатнуться, как это походило на ее улыбку отца.
- Цель обработки парусов - помешать нам сжечь их, Пемброук. Вы знаете, у нас есть пределы. Даже у вас.
Элинор взвесила про себя слова о том, что их тактика была настолько сильной, насколько это возможно, против оскорбительно тщеславного взгляда и заметила:
- Вообще-то я сжигала обработанные паруса. Это требует определенных усилий, но результат очень радует.
- Это невозможно, - сказал Фортескью.
Элинор ласково улыбнулась ему.
- Я бы вряд ли сделала такое заявление, если бы не смогла доказать это, не так ли? Если вы предоставите нам полотно и некоторые из антипиренов, я смогу продемонстрировать это.
Фортескью выглядел так, будто он съел что-то горькое в слишком большом количестве.
- Я хотел бы, чтобы вы это показали, - ответил он. - Конечно, я не сомневаюсь в вас, но это кажется маловероятным. И я сражался в гораздо большем количестве битв, чем вы, моя дорогая.
«Хах. Эта «коалиция равных» для вас более удобна, не так ли?»
- Конечно. И, если я смогу научить вас этому секрету, это даст нам еще одно оружие, от которого они не могут защищаться, правильно?
Желчь в слишком большом количестве пыталась вылиться из Фортескью.
- Действительно. Но я надеюсь, что вы, Пемброук, сосредоточитесь на тушении пожаров и защите корабля. Сгоревшие паруса вторичны. Ваш... уникальный талант будет нашим секретным оружием.
- Я понимаю, Фортескью.
Итак: Тэтчер неуверенный, Росс угрюм, а Фортескью высокомерен. Элинор прочитала молчаливую молитву о том, чтобы Рамси спас ее поскорее.
«Славный» покинул доки по расписанию; ни слова и ни звука ни от кого, связанного с «Афиной». Элинор стояла на корме, где она едва могла видеть свой любимый корабль среди всех других в гавани, и молилась, чтобы произошло чудо, чтобы Стратфорд появился на горизонте и схватил ее, или Рамси вышел бы на палубу и потребовал ее возвращения.
Ничего не произошло.
Прошла неделя, и Элинор ничего не услышала об «Афине». Конечно, как она могла? Стратфорд, вероятно, не знал подписи в Ограничительной комнате «Славного», и она даже не знала, кто был Оратором Кроуфорда, или, знал ли Бомонт его достаточно хорошо, чтобы поговорить с ним. Кроуфорду, конечно, не хотелось посвящать ее в свои планы. Она была просто Поджигающей, чей талант способствовал его карьере и заставил Рамси выглядеть слабым. Она забыла взять книги, а Кроуфорд не был читающим. Другие офицеры не проявляли интереса к заведению друзей, а ее товарищи Поджигающие, когда собирались, говорили главным образом о своих талантах и практиковали огни, которые Элинор тушила.
Элинор проводила свое время или в узкой, душной комнатой, или на палубе, пытаясь найти место, где она могла бы оказаться в стороне от моряков. В конце концов, она остановилась в пустом месте на баке возле носа, между основным снаряжением и передними крышками, и это стало ее привычным местом. Матросы, казалось, никогда не обращали на нее внимания, хотя они и ходили мимо, и она часами стояла, глядя на море, не думая ни о чем конкретно. На борту не было никаких зеркал, или, по крайней мере, ни один из офицеров не был склонен делиться с ней. Девушка видела, как ее руки становятся коричневыми, и была уверена, что лицо, несмотря на шляпу, стало таким же.