Решив, что символ своей власти правильнее всего держать при себе и прихватив из пещеры кристалл, я вернулся с белорусами на пристань почти в темноте. И тут меня ждал приятный сюрприз. На небольшом участке ровной земли рядом с бараком и скалами оказались разведены костры, над ними кое–где уже водружены котлы, в которых что–то булькало. Рядом деловито хозяйничали люди: мужчины таскали дрова, кто–то зашивал рваную форму, а в отдалении от барака и пристани несколько человек у костерка долбили кирками и лопатами каменистый грунт и ладили что–то вроде закрытого навеса. Всего несколько часов прошло и вместо привезенного на Авалон «стада» появился народ, занятый осмысленной деятельностью. Встретивший меня майор в ответ на вопрос лишь пожал плечами.
— А что тут думать, Саша? Все уже придумано до нас, еще при царе–батюшке. Пока ты к пещере ходил, мне тут «имущество» митинг устроило, заодно с приемом в собесе. Спрашивали про баню, столовую и сортиры, блин! Детский сад!
— Но я смотрю, вы с этим уже разобрались, — довольно улыбнулся я. — Приятно видеть, как люди работают.
— А то! Какая, нахрен, столовая! Может им еще и дом культуры с кинотеатром построить?! Красный уголок, мля, в нем отгородить? Я этих тунеядцев разбил на солдатские артели, выделил котлы, посуду и продовольствие, назначил командиров. Дальше сами, привыкайте! Выбирайте артельщиков и кашеваров, кооперируйтесь, договаривайтесь. Лес рядом, рубите и собирайте дрова. Заодно учитесь готовить, шить, стирать, если кто не умеет. Здесь вам не зона, не казарма и не санаторий! Никто за вас ничего не сделает! Пусть привыкают брать ответственность на себя. Если не сумели сварить кашу из выданной на артель крупы и консервов и остались голодными, то вините не отцов–командиров, а своего криворукого кашевара, которого сами выбирали! Если не привели в порядок форму, то виновата ваша лень и разгильдяйство, а не прачечная, которой нет! Если нужны сортиры, то идите и копайте — махнул рукой в сторону навеса майор. — А коли хреново выкопаете, то и сами будете в дерьме, а я за это втык сделаю, с занесением! Я прямо скажу, Саша, у нас народ не дурак. Все он может и все соображает. Но его десятилетиями намертво отучали проявлять инициативу и самостоятельно организовываться без приказа сверху, вот в чем беда! Более того, внушили, что любая, самая малая инициатива больно наказуема начальством. Вот и получили слизней с выученной беспомощностью, которые даже под страхом смерти шевелиться не хотят. А нам на Авалоне послушное стадо не нужно, мы с ним пропадем. Приходится перевоспитывать народ…
— Что я могу сказать… Родина тебя не забудет, Макарыч! Спасибо! — искренне пожал я руку майору. — Ну, раз у вас все хорошо, я спать. Завтра дел невпроворот.
— Бывай, ярл, — кивнул мне артиллерист и тут же повернулся к каким–то мужикам, тащившим ствол дерева.
— Куда?! Стоять, нах. Не видите — гнилое! Тащите это на дрова, на стройку такое не подойдет, даже для сортира. Почему ветки заранее не обрубили? Развели на пристани срач…
Махнув на прощание рукой, я поспешил на борт парохода, поднявшись по сходням мимо дежурившего с автоматом Олега, и пошел спать в ближайшую одноместную каюту. Завтра! Все остальное подождет до завтрашнего утра, — думал я, кладя гудящую голову на подушку и закрывая глаза. И оказался неправ.
Кристалл начал мерцать среди ночи, когда до рассвета оставалось еще несколько часов. Сначала я никак не хотел просыпаться, хотя сквозь сон чувствовал, что происходит что–то не то. В голове роились какие–то смутные образы, было ощущение, что кто–то шепчет мне слова на незнакомом языке и куда–то зовет. Но усталость брала свое, и я снова погружался в сон, пока чувство внутренней тревоги не заставило меня распахнуть веки.