Едва мы успели доесть рыбу и согреться кофе, как от чужого корабля отделилась двухкорпусная шлюпка–катамаран и начала неторопливо двигаться к «Бойкому». Плыла она без весел, чуть ли не поперек ветра, а на огороженной фальшбортом палубе между двумя корпусами был ясно виден в бинокль разросшийся зеленый куст, причудливо растопыривший свои зеленые тонкие ветви вверх и в стороны метра на три, словно живой парус. А под кустом сидел… нет, пожалуй, все же сидела женщина, держащая в руках знакомый зеленый кристалл. Одета она была в свободную черную с синими вставками тунику с короткими рукавами, перехваченную на талии широким красным поясом с какими–то подсумками и чехольчиками. Подол ее одежды опускался гораздо ниже колен, до высоких красных сапог, и большая часть тела была скрыта, но Макарыч долго и пристально разглядывал ее в бинокль любопытным взором, пока, наконец, не подытожил:
— Ничего так мадмуазель… не старая еще, симпатичная. Фигурка так вообще огонь, няша–стройняша, однако. Волосы синие… но это ладно, на любителя. Зато грудь имеется. Как раз на мой вкус, третий размер.
— Майор, слюни утри, — фыркнул я, глядя на подплывающий все ближе катамаран. — Не знаю, как ты разглядел под одеждой третий размер, но… Ты вообще нормальный? Ты ее морду видел? Кожа бледно–синяя, рот безгубый, нос маленький, глаза какие–то… брр. И на ее руки еще глянь как следует. У нее же пальцы длиннющие как у ведьмы, сантиметров по двадцать каждый, хрен знает, сколько в них суставов. И сдается мне, между пальцами есть что–то вроде перепонок.
— У всех свои недостатки, — буркнул артиллерист. — Могло быть и хуже. Симпатичная же в целом баба, Саш.
— Тебе наших баб не хватает?
— С нашими бабами у меня все пучком, в отличие от некоторых, — хитро сощурился майор. — Ты за меня не переживай, я с одной уже почти спелся ко всеобщему удовольствию, когда вместе с Петей и его «имуществом» на картошку ходил. А вот ты чего ждешь? Уведут ведь Юльку, а она тебе нравится, я же вижу. Тот же Матвей и уведет.
— Слушай, давай не сейчас, а? Пора гостью встречать. У нас важнейшие переговоры, а ты вдруг о бабах запел. И так забот выше крыши.
— Как знаешь, командир, — пожал плечами майор. — Как по мне, нормальным мужикам о бабах никогда не грех поговорить… ладно, проехали.
Дмитрий сбросил с судна концы для шлюпки и веревочный штормтрап, и «госпожа посол» лихо взобралась по нему на палубу, привязав свой катамаран у невысокого борта китобойца. С ловкостью и координацией движений у нее все обстояло очень даже неплохо, волнение на море магичке нисколько не помешало. Еще секунда, и она застыла перед нами с Макарычем и Матвеем, сжимая в руках кристалл. Взгляд прямой, поза непринужденная. На Алексея и Димку, которые держали ее под прицелом автоматов, один с крыши рубки, а другой сбоку на палубе, так, чтобы не перекрывать друг другу сектора огня, парламентерша не обратила никакого внимания. А вот кристалл в моих руках она заметила сразу. Широко улыбнулась мне, растянув тонкие, еле заметные бледные губы и показав два плотных ряда острейших мелких зубок, между которыми промелькнул заостренный красный язычок…
— Я Квайра Клатт, хозяйка гнезд ваэрия острова Вэнлай. Процветания и добра вам, люди. Могу я узнать ваше имя и титул, хозяин людей Авалона?
— Спешин Александр, — коротко кивнул я магичке. — Ярл Авалона. Хозяев у нас нет.
Макарыч и Матвей удивленно посмотрели на Квайру, не поняв ни слова из того, что она сказала. Для них речь магички звучала как череда щелкающих и свистящих звуков, понятная не более, чем птичье пение. Для меня она звучала так же, только вот в голове издаваемые ваэрия звуки сами по себе сложились в понятную фразу. А Квайра явно поняла мой ответ, кристалл отлично справлялся с ролью переводчика.
— Ярл Спешин, мы будем говорить одни или вы хотите, чтобы ваши люди тоже участвовали в беседе? — спросила она. — Переговоры пройдут здесь или внутри вашего корабля? — магичка с ходу брала инициативу в свои руки.
— Было бы негостеприимно с нашей стороны держать вас на палубе, — слегка улыбнулся я в ответ. — Я бы хотел, чтобы при нашей беседе присутствовали два моих соратника, но они не понимают, о чем мы говорим.