Он повернулся к ней, и они некоторое время напряженно глядели друг на друга.
– Вот-вот будет объявлено о награде «Дивайн». Мне кажется, у меня есть хороший шанс удостоиться ее в этом году. Если я выиграю, то для меня очень важно получить награду под фамилией Элистера – он первым придал мне вдохновение. Ты меня понимаешь?
Эд снова взялся за одежду.
– А ты когда-нибудь думала о том, что я чувствую? Может быть, мне хочется повести Джордана в зоопарк, чтобы меня видели на людях с ним и с женщиной, которую я люблю – как все нормальные обычные люди…
– Но я не обычный человек, Эдди… Я так много участвовала во всяких «ток-шоу»,[41] так часто появлялась в разной рекламе, что мое лицо стало почти плакатом, вроде Люсил Болл!
– Зато я обычный человек! – сказал он, надевая пиджак.
Маккензи соскочила с кровати, притянула его к себе и поцеловала в губы.
– Пожалуйста, бэби, – тихо уговаривала она, – не дуйся. Ты единственный мужчина, который для меня существует. – Она целовала его со всем избытком чувств, со всей страстью, которую только могла выразить, и настояла, чтобы он остался.
Позже они послали в японский ресторан за обедом, ели лосось «терияки», пили саке, и толкали друг друга под столом босыми ногами.
– Как дела у Дэвида? Он все еще «Мистер Успех»? – спросила она.
Эд кивнул.
– Это феноменально. Этот парень мог бы парить в небесах, но он такой брюзга. Я называю его «обреченный романтик». Эти его мрачные, томные портреты, которые мы делаем, не так уж далеки от оригинала. Актрисы преследуют его, но никто по-настоящему не может зацепить. Понимаешь, он так заворожен одной чокнутой девчонкой…
– Майя? – Маккензи вонзила зубы в жареную морковку. – Она живет как монашка. Он никогда не добьется ее. Я давно не разговаривала с ней по этому поводу – даже не знаю, почему. Она прислала мне очень милое письмо, когда умер Элистер. Я должна была бы ответить, но… Было в нем что-то холодное, как лед. Хотя я без ума от ее платьев. Это так классично! Изделия Дэвида тоже настоящий класс. Где вы находите такие потрясающие ткани?
– Их полно везде, – ответил Эд. – просто твои братья не подпускают тебя близко к этикеткам с ценами.
– Эдди, они пытаются контролировать меня… – начала она, но он нежно остановил ее, прижав пальцы к губам Маккензи.
– Я больше не работаю с вами, – напомнил он ей, – а если бы и работал, то никогда бы не встал между тобой и твоими братьями.
– Ты их не любишь, ведь правда? Эд пожал плечами.
– Теперь, когда я управляю моей собственной компанией, я вижу, как можно действовать, не эксплуатируя других людей.
– Кого они эксплуатируют? Меня?
– Ты что, смеешься? – Он улыбнулся. – Ты владеешь четвертью фирмы и получаешь четверть доходов. Я говорю об этих несчастных швеях в Лос-Анджелесе.
– А что с ними? – вцепилась в Эда Маккензи. – Реджи и Макс управляют предприятием, не так ли? Или они заставляют всех соглашаться на очень низкие ставки?
– А ты знаешь, что это означает в Калифорнии? Я думаю, ты для этого достаточно осведомлена в политике?
– Черт возьми, да! – заявила она с негодованием. – Господи, меня едва не арестовали за пикетирование, препятствующее покупателям салата-латука у Гристиди в прошлом месяце. Я не ела месяцами виноград…
– Давай забудем об этом, – пробормотал Эд.
– Обещай мне, что всегда будешь сообщать мне, если что-то делается не так, – потребовала она. – Значит, мы недоплачиваем нашим рабочим?
Эд покачал головой.
– Я не собираюсь вмешиваться в это дело. У меня хватает проблем и с тобой, – сказал он, оглядываясь в поисках своего пиджака.
Маккензи положила ладонь на его руку, когда он попытался надеть пиджак.
– Не хочешь остаться до вечера, бэби? – Она умоляюще взглянула ему в лицо. – Я могу сказать няне Джордана, чтобы она вывезла его пораньше, и сделаю вид, что ты пришел к бранчу…
– Я уже говорил тебе, Мак, что не намерен таиться здесь. Ты знаешь, как я себя чувствую, но если ты не хочешь выйти замуж, давай ограничимся днем. Я ждал тебя достаточно долго, мне почти тридцать, и я тоже хочу иметь семью.
Он быстро поцеловал ее у двери и вошел в лифт, даже не помахав ей, как обычно.
Миссис Эд Шрайбер, думала она, возвращаясь в гостиную. Может ли она позволить себе стать ею? Она передернула плечами и взяла журнал. Это было слишком трудное решение, чтобы принять его прямо сейчас, и в конце концов это дело не первостепенной важности. Ее неотложной задачей стало выяснить, как обращаются с работницами ее фабрик в Калифорнии.
– Свежих гвоздик! – говорил Уэйленд по телефону. – Массу гвоздик! Белых! Никаких других, кроме белых! Мы сделаем из них гирлянды, которые будут указывать путь к лифтам! Может быть, за ними спрячутся некоторые из трех тысяч сотрудников службы безопасности! – Он занимался своим привычным делом, организуя вручение наград в «Хедквотерз». – Уберите имя Корал из программ, – предупредил он Донну Брукс в телефонном разговоре. – Это то дело, которое нельзя поручать Колину… Она может стать чудесным сюрпризом для всех.
Майю стал бить озноб, когда она услышала, что ей предстоит получить престижную награду, которая в этом году будет вручаться в октябре. Частично это возбуждение спало, когда она узнала, что вручать ее будет Корал.
Донна Брукс, между тем, больше била в барабаны, чтобы обеспечить себе рекламу и очаровать всех, кого только можно, на своей инаугурации в качестве нового главного редактора «Дивайн». После того, как Корал положила начало этой традиции, вечер присуждения награды «Дивайн» превратился в самое важное торжество года для всего мира моды – то был их Оскар. В этом году Ллойд Брукс решил использовать его, чтобы собрать самых больших знаменитостей. Объявив, что все пожертвования в ходе церемонии пойдут на благотворительные цели, организаторы завлекли представителей многих групп общества и мира моды. Некоторые специально прилетели из Европы. Обещали появиться такие звезды, как Лайза Минелли, Лорен Баколл и Катрин Денев. «УУД» и «Лейблз» планировали посвятить этому событию очередные номера полностью.
– Это должно стать самым выдающимся событием года в мире моды! – счастливо посулил Колину Уэйленд. – После Корал работать с Донной Брукс одно удовольствие. По большинству вопросов мы понимаем друг друга с полувзгляда. И она превосходно влияет на своего мужа. Что Корал наденет?
– Она выбрала длинное черное облегающее платье с блестками.
– От Баленсиаги?
– Конечно, она говорит, он единственный дизайнер…
– Тогда она просто бросает вызов индустрии моды – он больше не занимается дизайном!
Уэйленд ухмыльнулся. Колин с раздражением наблюдал за ним. Они сидели в их любимом ресторане «Дивертименти» в один из свободных от общения с Корал вечеров. До празднества оставалось всего два дня, и оба были уже совершенно измотаны работой.
– Как она будет выглядеть? – спросил Уэйленд, наматывая на вилку тонкие, как волос, спагетти, – я вызвал Элизабет Арден, чтобы она привела ее в форму. Я нанял мастера-парикмахера и Пабло, чтобы сделать специальный макияж. Ты знаешь, он особенно умело восстанавливает потрепанные лица.
Колин мрачно кивнул.
– Я думаю, она будет о'кей. Корал обещала мне, что перестанет колоться, и я верю ей. Нужно доверять ей, я полагаю. Она говорит, что отдыхает перед событием.
– Она нашла работу? – спросил Уэйленд. Колин сделал гримасу.
– Никто не хочет идти на риск и нанимать ее. Должно быть, боятся, что могут проснуться с соляной кислотой на волосах, но разве можно их осуждать за это? Если я проведу ее благополучно через церемонию вручения награды, то настою, чтобы она поехала со мной недельки на две в Прованс – просто для отдыха в уединении. Неприятность еще и в том, что она слишком много тратит на свои наркотики, я думаю, что она может не наскрести даже на проезд.
Уэйленд доел спагетти, вздохнул и сказал:
– Я заплачу за эту поездку, Колин. Я обязан ей столь многим. К тому же мне просто жаль ее.
– Нужно заставлять ее есть, – жаловался Колин. – Я приношу ей все деликатесы, которые она раньше любила, но сейчас она только пьет. Если она будет и дальше так разрушать себя, то скоро станет выглядеть так же плохо, как я. Может быть, тогда я соберусь с духом, чтобы предложить ей выйти за меня замуж.
41
Буквально: «разговорное шоу», вид телепередачи, организованной в какой-либо аудитории, где ведущий беседует с кем-то из знаменитостей.