– Что ты имеешь в виду? – спросил я, усаживаясь за стол.
Он пододвинул ко мне газету тори. В ней была статья о великом герое Мэтью Эвансе, который недавно спас мистера Мелбери, когда на него напали хулиганы виги. А теперь он спасает жизнь неизвестной шлюхи, разделяющей взгляды вигов, которая торговала своей добродетелью в обмен на голоса за ее партию. Когда один клиент посчитал, что его голос стоит больше, чем думала леди, появился мистер Эванс и, не считаясь с партийной принадлежностью, обратил злодея в бегство.
Я вернул газету Элиасу.
– Я понятия не имел, что события получат такую огласку.
– Ты должен быть осторожнее с такими вещами, – сказал он. – Не стоит привлекать к себе внимание, по крайней мере не как к человеку, способному применить силу. Так тебя могут узнать.
– Это не было глупой прихотью, – сказал я ему. – Я не мог просто стоять и смотреть, как какой-то мерзавец, ослепленный похотью, хватает мисс Догмилл за грудь.
Элиас повел плечами:
– Об этом ничего не могу сказать. Ее грудь ты знаешь лучше, чем я. Тем не менее, ты должен быть осторожнее.
– Интересно, если бы Догмилл узнал об этом, он бы обрадовался, что его сестра спасена, или разгневался, что ее спас я. Ты знаешь, он относится к ней очень ревностно. – И я повторил ему историю, которую рассказала мне мисс Догмилл, о том, как ее брат расправился с ремесленником, якобы ее похитившим.
– Какая восхитительная история! – сказал он. – И весьма поучительная, как мне кажется. Пожалуй, я смогу использовать ее в своей «Истории Александра Кларена», придав ей больше драматизма. Может быть, я введу персонаж, который делает вид, что похищает девушку, с ее ведома, естественно, чтобы заставить ее отца заплатить…
– Элиас, – прервал я его, – ты что, предлагаешь, чтобы я похитил мисс Догмилл и ждал, пока ее брат не разнесет стены, как разъяренный бык?
– Нет, конечно. Ничего подобного. Я хочу использовать эту историю. Если станет известно, что ты такое сделал, эпизод в моей повести будет вторичен. А это самая прекрасная из идей, какие мне попадались. Нет, я полагаю, тебе придется придумать свою собственную историю.
– Это была моя собственная история, – сказал я.
– Тогда тебе придется придумать историю, которую я у тебя еще не украл.
И я рассказал ему обо всем, что случилось за эти богатые событиями дни.
– Я знаю этого Титуса Миллера, – сказал он. – Это скупщик долгов. Он купил пару моих долгов в прошлом, и он беспощадно, абсолютно беспощадно преследует должников. Я слышал, что однажды он проник в публичный дом, где один лавочник наслаждался свиданием с прелестной рыжеволосой шлюшкой, и отказывался уходить, пока этот лавочник не заплатил долг. Подозреваю, у Мелбери должны быть неприятные долги, если Миллер ему докучает.
– Ну, ты сам говорил, выборы в парламент дорогостоящая вещь.
– Речь идет о старых долгах. Никто не станет его тревожить по поводу затрат на выборы во время выборов. Но, насколько мне известно, он взял жену – прости, что говорю о ней, – с солидным состоянием.
– Я уверен: миссис Мелбери позаботилась о раздельном имуществе, выходя замуж. Возможно, Мелбери не решается рассказать ей об этих долгах. Я видел его за игрой. Возможно, речь идет о долгах чести, о которых он боится рассказать жене. Однако долги Мелбери волнуют меня меньше всего. Лучше скажи, что ты думаешь о якобитском повороте дела.
– Да, это серьезно. Если ты докажешь, что среди вигов есть высокопоставленный якобит, ты получишь, что тебе нужно. Требуется лишь подождать и посмотреть, чем закончатся выборы. Тори пойдут на все, чтобы не дать сведениям просочиться, иначе будут выглядеть предателями. Ты знаешь, насколько легко возбудимо общество. Люди станут обвинять тори за то, что сделали якобиты. И виги тоже будут делать все, чтобы не дать сведениям просочиться, иначе они будут выглядеть неотесанными мужланами. Единственное, что тебе нужно сделать, – узнать, кто этот человек, и свобода тебе обеспечена.
– Единственное, что мне нужно сделать, – узнать, кто это? Наверное, его имя хранится в глубокой тайне.
– Думаю, да. Но если такой, как Йейт, смог это узнать, для человека с твоими талантами это пара пустяков. Кстати, ты слышал о результатах сегодняшнего голосования?
Я сказал, что не слышал.
– За Херткома – сто восемьдесят восемь. За Мелбери – сто девяносто семь. Он опережает все с большим отрывом.
– Плохие новости для Херткома.
– Боюсь, для Мелбери – тоже. Деннис Догмилл так просто не отдаст место Херткома.
– И что это значит?
– Если мне не изменяет интуиция, – сказал он, откусив кусок вареной репы, – это означает, что будет насилие. Много насилия.
Слова Элиаса оказались пророческими. На следующий день группа из сорока или пятидесяти человек появилась на избирательном участке и провозгласила, что нет свободы без Херткома. Некоторые из них разместились у кабин для голосования, и когда выходил человек, проголосовавший за тори, хулиганы дразнили его, глумились над ним и даже били. Каждого, кто голосовал за Мелбери, ждал суровый прием, и все кончилось тем, что любого, кто отваживался проголосовать не так, безжалостно избивали.
Мелбери вместе с другими видными тори города призывал привлечь армию для усмирения бунтовщиков, но суровая правда заключалась в том, что мэр, члены городского управления и подавляющее большинство мировых судей были на дружеской ноге с Деннисом Догмиллом и Альбертом Херткомом, поэтому они сообщили, что немного насилия во время выборов неизбежно и что лучше не применять силу, чтобы еще больше не подогревать страсти нарушителей порядка.
Я решил сам посетить избирательный участок и увидеть своими глазами, до какой степени там дошло насилие. Я увидел жестокость и непреклонность и понял, что Мелбери лишится многих голосов. Тот день закончился со счетом сто семьдесят голосов за Херткома и только тридцать один голос за его оппонента. Всего несколько дней подобных бесчинств могли свести перевес Мелбери на нет. Но если Мелбери не победит, мои шансы восстановить свое честное имя катастрофически уменьшатся.
Именно по этой причине, а также и по нескольким другим я внимательно наблюдал за кое-чем еще. Если я не ошибался, люди, учинявшие беспорядки, были грузчиками из группировки Гринбилла.
Глава 22
Ничего хорошего, что судьба меня постоянно сводила с таким человеком, как Джон Литтлтон, но я пришел к заключению, что ничего другого не оставалось, как обратиться к нему еще раз. Я написал ему записку и предложил встретиться в таверне на Брод-стрит в Уоппинге. Я отправился туда в собственной одежде, так как Литтлтон ничего не знал о Мэтью Эвансе, и я полагал, что так будет безопаснее. Он уже доказал, что готов помочь мне по-своему, но никогда не известно, в каком случае просьба может оказаться слишком трудной или вызвать слишком большое искушение.
Литтлтон выразил готовность встретиться со мной. Появление соперников на политической арене совершенно сбило его с толку. Его люди не знали, как на это реагировать, но многие считали, что если ребята Гринбилла бунтуют, это должно быть выгодно и что Литтлтон должен обеспечить их долю добычи.
– Стоит полная неразбериха, – сказал он мне, жадно поглощая пиво, словно весь день мучился жаждой. Под левым ухом у него был синяк, и я подумал, не подрался ли он, например, со своими ребятами.
– Что вам известно? Что все это значит?
– Что все это значит? – повторил он. – А вы как думаете, что это значит? Догмилл им заплатил, чтобы они устроили бунт против Мелбери. Дело яснее ясного.
– Но почему Гринбилл взял деньги у Догмилла? Разве он не хочет, чтобы Хертком лишился места, а Догмилл – власти?
– Вы размышляете как политик. В этом ваша беда. А нужно размышлять как докер. Им предложили денег, одного этого достаточно, но им предложили деньги, чтобы устроить беспорядки, а это еще лучше. Что же до того, правильно это или неправильно, то это не имеет никакого значения. Все просто. Гринбилл пошел и сказал своим людям, что если Мелбери выберут, это уничтожит Догмилла, а если Догмилл будет уничтожен, у них не будет никакой работы по весне. Все просто. Они должны встать на сторону своего хозяина, так как единственное, что может быть еще хуже, чем быть у него под каблуком, – это не иметь хозяина вовсе.