– Видите, у вас нет выбора, – сказал Догмилл. – Вам придется делать, что я велю, или вам конец.
– Ладно, – сказал я, – раз так сложилось, мы могли бы пойти на компромисс. Я могу воздержаться от финансовых требований, учитывая положение, в котором оказался. Что вы скажете, если я верну вам сестру в обмен на кое-какие сведения? Я прошу не так уж много.
Он моргал, пытаясь понять суть моего предложения.
– Какие сведения? – спросил он.
– Сведения, касающиеся Уолтера Йейта, – сказал я.
Гринбилл залился краской, и что-то непонятное промелькнуло на лице Догмилла.
– Что я могу об этом знать?
– Думаю, – пожал я плечами, – что-то вы должны знать, если вам дорога ваша сестра.
– Почему вас это интересует? – спросил он.
– Чистое любопытство, – сказал я, отхлебывая вина. – Если вы расскажете, почему велели его убить и еще кое-какие детали, я отпущу вашу сестру. Все просто.
– Я велел его убить? – повторил Догмилл. – Да вы, должно быть, с ума сошли.
– Должно быть. – Я допил вино и поставил бокал. – Тогда я пошел. Если передумаете, оставьте мне здесь записку в течение двух суток. Если я от вас ничего не получу, скорее всего вы никогда больше не увидите мисс Догмилл. – Сказав это, я направился к выходу.
Гринбилл двинулся ко мне, чтобы преградить путь.
– Я не позволю вам уйти, – сказал мне Догмилл. – Не позволю вам удерживать мою сестру. Вы не уйдете отсюда, пока не скажете, где она. Можете говорить о двух сутках, если вам угодно, но так или иначе, сударь, дело кончится сегодня.
Я снисходительно улыбнулся:
– Вы ошибаетесь, если думаете, будто я действую в одиночку. Полагаю, мистер Грегор может подтвердить, что я очень изобретателен.
– Он удивительно изобретателен, – сказал Элиас. – Вы бы слышали, как он говорит.
Догмилл взглянул на него и снова обернулся ко мне. Он прикусил губу, пытаясь сообразить, что сказать, дабы заставить меня остаться в комнате на его условиях, а не на моих, но ничего не мог придумать. Пока мой план работал без осечек.
– Говорите, что вам надо, – наконец сказал он, – и молитесь, чтобы остаться в живых.
– Очень великодушно. А теперь должен вам сообщить, что, если я не вернусь в назначенное место в назначенное время, мои сообщники должны перевезти мисс Догмилл в неизвестное мне место. Если я не вернусь в течение одного дня, они должны будут освободить мисс Догмилл от тягот земной жизни. Поэтому вы можете подвергнуть меня пыткам в надежде узнать то, что хотите, но, думаю, я продержусь до первого контрольного времени, о котором сказал. А после этого вы никогда не сможете найти вашу сестру, если я этого не захочу. Поэтому, сударь, уберите своего пса с моего пути. Или вы отнесетесь ко мне с уважением сейчас или в другой день, но угроз я не потерплю.
Гринбилл смотрел на меня, а Догмилл смотрел на Херткома. Хертком смотрел на свои туфли.
Наконец Догмилл вздохнул:
– Черт с тобой, мерзавец. Я скажу то, что ты хочешь, но это ничего тебе не даст. Если вздумаешь использовать эти сведения против меня, ничего не выйдет. В суде показания одного свидетеля не имеют веса, а показания такого типа, как ты, вообще ничего не стоят.
– Может быть, – сказал я, снова садясь за стол, – но это моя забота, а не ваша. Я просто хочу услышать, что вы можете сказать о своей роли в деле Уолтера Йейта. Даю слово: если будете со мной откровенны и честны, вы увидите свою сестру живой и невредимой уже сегодня вечером.
Наконец Догмилл сел за стол, а Хертком скромно присоединился к нему. Что касается Гринбилла, то он остался у двери. У него был вид гуся, ожидающего наступления Рождества.
– Вы велели убить Уолтера Йейта, и этот приказ исполнил ваш друг Билли, – начал я. – Это так?
Догмилл выдавил улыбку:
– С чего вы это взяли?
Я улыбнулся в ответ:
– Билли сказал. Несколько дней назад я свалил его с ног и, изобразив ирландский акцент, задал пару вопросов. Он с готовностью предоставил ответы.
– Мне совершенно все равно, что говорит этот мерзавец, – вставил Хертком. – Поверьте, джентльмены не занимаются убийствами или предательством. Это удел таких, как вы.
– Если вы так переживаете, Хертком, могу сказать: я сожалею, что ранил ваше нежное сердце, – сказал я, – но ваше сердце здесь ни при чем. Джентльмены гораздо более грубые натуры, чем вы полагаете.
Догмилл тем временем бросал испепеляющие взгляды на Гринбилла. Я представлял, что творилось в его буйном уме вига. Почему Гринбилл не рассказал об этом странном ночном допросе? Это подвергло Догмилла риску, и я не сомневался, что Догмилл в свою очередь едва ли станет защищать Билли.
– Не знаю, что вам наговорил этот болван, но, поверьте, о кончине Йейта ему мало что известно. Не буду скрывать – он причинял мне беспокойство, но я лишь попросил Билли утихомирить его. Я не давал никаких конкретных указаний.
– Не сомневаюсь, вы знали, что убийство может быть одним из способов.
– Я об этом никогда не думал. Я никогда не спрашивал, да мне, в общем-то, было безразлично. Да, честно говоря, мне и сейчас безразлично. Не понимаю, вам-то какое дело?
– Есть на то причины, поверьте. Вы хотите сказать, что Билли никогда ничего вам не говорил об этом деле?
– Мы говорили о нем. Что вам до этого? Хотите внести сумятицу сказками, в которые никто не поверит? Думаете, если не можете заставить меня заплатить выкуп за сестру, так получится выудить у меня деньги, чтобы не допустить скандала? Если вы так думаете, то плохо меня знаете.
– Я вас знаю достаточно хорошо, – сказал я. – Мне интересно, какие у вас были мотивы. Почему вы приказали убить Йейта?
– Я попросил Гринбилла убрать Йейта с моих глаз, – поправил он, – потому что парень был помехой и создавал проблемы. Он и его рабочее объединение со своими общинными идеями представляли угрозу моей коммерции.
– А теперь скажите, это правда, что Йейт узнал о существовании шпиона-якобита среди вигов?
Полагаю, мне еще раз удалось озадачить Догмилла не на шутку.
– Откуда вы это взяли?
– Ваша проблема в том, что у вас нет никакого уважения к рабочим. Для вас они не лучше животных, которых можно загнать, замучить и прикончить. Но в отличие от животных эти люди умеют говорить. Слушая их, можно многое узнать.
– Возможно, но я не намерен слушать лицемерные речи от похитителя женщин.
– Я предпочитаю думать о себе как о человеке, который перераспределяет богатства, – сказал я, наслаждаясь своей ролью. – Но вы ушли от ответа. Вы думаете, Йейт знал о якобитском шпионе?
– Он пришел ко мне и сказал, что ему известно о таком. Он хотел денег в обмен на его имя. Иными словами, он был подлым вымогателем, как вы сами.
– Вам удалось прийти к соглашению с мистером Йейтом?
– Естественно, нет. Я не имею дел с вымогателями.
– Разве? Даже когда это ваши люди? Разве не вы велели присутствующему здесь мистеру Гринбиллу послать угрожающие письма священнику по имени Аффорд?
– А вы неплохо осведомлены, – сказал Догмилл, – хотя все равно не понимаю, какая вам польза от этих сведений. Да, я велел ему послать пару записок этому якобитскому священнику, который вмешивался не в свое дело. Что из этого?
– Это не имеет значения. Вернемся к вопросу о заговорщике среди вигов. Вас устраивало, что вы никогда не узнаете, кто он?
– Я не верил, будто Йейту что-то известно. Он хотел выудить у меня денег, и только.
– Но тем не менее вы велели его убить.
– Это вопрос терминологии. Если я пошлю своего человека приобрести мне новую табакерку, вы станете меня обвинять, что этот человек убил невинного, дабы украсть у него то, что я велел купить? Итак, вы задали свои вопросы. Теперь моя очередь. Когда я увижу свою сестру?
Я промолчал.
Он шагнул вперед:
– Послушайте. Я удовлетворил вашу просьбу. Теперь вы скажите мне то, что я хочу знать. Когда я увижу свою сестру?
Должно быть, я молчал слишком долго, ибо он ударил кулаком по столу.
– С меня достаточно, – сказал он. – Если вы думаете, что я так просто позволю вам уйти отсюда и буду надеяться, что вы вернете мне сестру невредимой, вы глубоко заблуждаетесь. Я хотел получить у вас сведения силой, но, поскольку я не могу пойти на такой риск, мы с вами отправимся к мировому судье. И скоро вы поймете, что молчание вам не поможет.