– Возможно, – весело сказал я. – Но какие обвинения вы можете предъявить мне в мировом суде? У вас нет никаких доказательств, что я похитил вашу сестру.
– У меня есть эти письма, – сказал Догмилл, бросив их на стол.
Я почувствовал, что наступило время раскрыть карты.
– Эти письма могут сказать и больше и меньше, чем вам кажется. – Я взял их со стола и протянул Догмиллу. – Прошу, взгляните на них еще раз. Думаю, если вы посмотрите на все четыре одновременно, вы заметите кое-что, чего до сих пор не замечали.
Догмилл посмотрел на письма, а затем Хертком. Оба покачали головами. Они ничего не увидели.
– Наверное, я перестарался, – сказал я. – Обратите внимание на почерк.
И тогда у Догмилла глаза полезли на лоб. Он внимательно изучал одно письмо за другим.
– Они написаны одной рукой. Это сразу не бросается в глаза, но рука одна и та же.
– Это я написал эти письма, – сказал я. – Это фальшивки. Джентльмены, к которым вы обращались, не получали ваших писем.
– Это чепуха, – запинаясь, сказал Догмилл. – Мистер Грегор может это подтвердить.
Элиас встал и подошел ко мне, полагая, что это поможет ему избежать столкновения с кулаками Догмилла.
– Мистер Грегор, – объяснил он, – тоже не совсем тот, кем кажется, и находится здесь, дабы засвидетельствовать нечто совершенно иное. Поэтому, как вы видите, здесь два человека, которые могут подтвердить то, что здесь было сказано. Ваше положение намного труднее, чем вы могли предположить.
Я ухмыльнулся:
– Ваша милая сестра была настолько добра, что передала мне письма, которые вы написали вашим ямайским знакомым, а мой друг мистер Гордон любезно согласился изобразить человека с Ямайки, которого вы никогда в глаза не видели. Естественно, мисс Догмилл цела и невредима, и ей не угрожает никакая опасность. Она мой союзник, а не жертва. Я попросил ее не показываться вам на глаза несколько дней, чтобы дать мне возможность разыграть эту комедию. Она гостит у своей кузины на Саутгемптон-роу. Можете не сомневаться: она переехала туда добровольно и без всякого принуждения с единственной целью – помочь мне осуществить мой план.
– Но почему она это сделала?
– Потому что она мне симпатизирует.
– Она симпатизирует обманщику, хотя я не представляю, кто вы на самом деле. Вы якобитский шпион? Тот, кого называют Джонсоном?
Я рассмеялся:
– Отнюдь, поверьте, ничего настолько выдающегося.
– Тогда скажите, кто вы и чего вы хотите. Мне уже порядком надоел этот маскарад.
Я слегка нагнулся вперед, снял шляпу и сорвал парик. Мои натуральные волосы рассыпались по плечам.
– Вы использовали свое влияние, чтобы я был незаслуженно обвинен. Теперь вы используете свое влияние, чтобы это обвинение снять.
Гринбилл узнал меня первым.
– Мне и раньше казалось, что где-то я вас уже видел, – сказал он. – Это Уивер.
Догмилл открыл от удивления рот.
– Уивер, – повторил он. – У нас под носом все это время. – Он взглянул на Гринбилла и снова перевел взгляд на меня. Потом улыбнулся. – Мне кажется, у вас небольшая проблема, Уивер. Видите ли, если вам нужны показания для вашей реабилитации, вам не хватает одного человека, поскольку вы сами не можете выступать свидетелем по обвинениям против вас. Показания вашего друга тоже вам не помогут, если он не сможет их подтвердить. Ваш голос не может быть принят во внимание, так как вы заинтересованное лицо. Поэтому я бы на вашем месте продолжал скрываться и держался бы от меня подальше. Думаю, я завершу вечер тем, что отведу вас в мировой суд, получу солидное вознаграждение и забуду вас навсегда. Моя сестра может быть увлечена вами, но это вряд ли спасет вас от виселицы.
В этот момент дверь открылась, и, как было заранее оговорено, в комнату вошел Абрахам Мендес. В руках у него не было оружия, но из карманов торчали пистолеты. Он хотел произвести впечатление, и, принимая во внимание его огромную фигуру и хмурый вид, это ему удалось.
– Не спасет, но это сделают мои показания. Я слышал все, что было сказано, и, боюсь, у вас проблемы, Догмилл, поскольку имеются два человека, готовые подтвердить обвинения Уивера, и никакие суды вигов на свете теперь не смогут закрыть глаза на правосудие.
Я не мог сдержать самодовольной улыбки.
– Ваше положение не так прочно, как вам казалось.
– Мендес, – сердито сказал Догмилл. – Значит, это хитрости Джонатана Уайльда?
– Мистер Уайльд не возражает. Но Уивер попросил меня заглянуть, и я решил оказать ему личную услугу.
– Как видите, дело приняло неожиданный оборот, – сказал я. – Думаю, вы будете выглядеть в суде довольно жалко, учитывая, что мистер Уайльд, главный ловец воров, посылает своего оруженосца, дабы дать показания против вас.
– Все это печально, – заметил Мендес, – очень напоминает трагедии в театре. Когда все это раскроется, мистер Мелбери получит преимущество.
У Гринбилла дрогнули губы. Он понял, что ему придется пожертвовать собой ради прихотей своего хозяина.
– Вы подлые дворняги, – сказал он. – Да я задушу вас голыми руками.
– Что касается меня, – объявил я, – то мне надоело слушать, как вы злоупотребляете словами.
Он ухмыльнулся:
– А я это делаю специально. Это сбивает с толку таких, как вы.
– Я не чувствую себя сбитым с толку, – сказал Мендес. – И ты с этим согласишься, когда встретишь свой несчастный конец с петлей на шее.
– Единственный несчастный конец – это твоя задница, жидяра, – сказал он и навел свой пистолет на Мендеса, намереваясь уничтожить моего ценного свидетеля.
Хертком и Догмилл закричали и были правы, ибо неразумно палить из пистолета в тесном помещении, если тебе не все равно, в кого попадет пуля. Элиас в ужасе открыл рот. Насколько я понимал, Гринбиллу было все равно, а нам нет, и поэтому мы все упали на пол, все, кроме Мендеса, который проявил полное равнодушие к перспективе получить пулю в грудь. Однако свинец, выпущенный дрогнувшей рукой, пролетел мимо цели и попал в стену, подняв облако пыли и дыма, а также щепок.
Мы все вздохнули с облегчением, но дуэль на этом не закончилась. Видя, что Гринбилл сделал свой выстрел, Мендес достал из кармана пистолет и выстрелил намного успешнее, чем его противник. Гринбилл попытался увернуться от пули, но либо Мендес был более искусным стрелком, либо ему больше повезло, но его противник упал на пол. Вскоре из его шеи натекла целая лужа крови.
Он зажимал рану рукой.
– Помогите, – задыхаясь, сказал он. – Черт вас всех побери. Пошлите за хирургом.
Какое-то время мы стояли не шевелясь. Никто из присутствующих не испытывал особой симпатии к Гринбиллу. Мендесу было безразлично, что человек, который только что пытался его убить, отправится к праотцам. Догмилл, должно быть, понял, что этот мерзавец ему полезнее мертвый, чем живой. А я, со своей стороны, считал, что он получил по заслугам.
– Никто не собирается послать за хирургом? – наконец сказал Хертком.
– Какой смысл? – сказал Догмилл. – Он умрет прежде, чем придет хирург.
Элиас только сейчас пришел в себя.
– Я хирург, – вспомнил он и бросился к лежащему человеку.
– Нет. – Догмилл встал между Элиасом и Гринбиллом. – Вы уже достаточно причинили вреда для одного вечера. Не вмешивайтесь.
– Он действительно хирург, – сказал Мендес с заметной скукой. – Он не лжет. Дайте ему пройти.
– Я допускаю, что он не лжет, – сказал Догмилл, – но ему придется пройти мимо меня, чтобы оказать помощь этому человеку.
Элиас посмотрел на меня, но я не хотел вмешиваться. Доказательств против Догмилла у нас было с избытком, а что касалось докера, он получил по заслугам.
Гринбилл, изнемогающий от боли, понял, что Догмилл не даст ему шанса остаться в живых. Он попытался что-то сказать, но не смог. Его дыхание стало хриплым и влажным. Минуты три или четыре мы стояли молча, слушая булькающее дыхание Гринбилла, а затем наступила тишина.