Марджори пожалела о такой проницательности и, покачав головой, ответила:
— Прошу вас, не будем об этом говорить. Я бы не хотела обсуждать с вами такие вещи.
— Могу я угадать суть ваших мыслей?
Марджори с каждым так-том музыки, кружившей их по длинной комнате, все больше и больше смущалась. Она взглянула на него и с ноткой раскаяния в голосе вновь попросила его:
— Я бы хотела, чтобы вы этого не делали!
— Я думаю, что мне следует это сделать, — отпарировал он. — Вы уже поставили меня в известность относительно того, с какой целью приехали в Бат. Но я полагаю, что вы делаете большую ошибку, когда пытаетесь связать вашу сестру, пусть даже без ее участия, с первым попавшимся мужчиной. Это попросту неприлично.
Марджори не понравилось содержание его речи, как она полагала, этого ни в коем случае не позволил бы себе произнести ни один истинный джентльмен. И уж совсем ни к чему был пристальный взгляд, которым он как будто намеревался ее запугать.
— Думаю, что с вашей стороны несправедливо устраивать мне головомойку за то, что я пытаюсь устроить дела моей сестры.
— Вы отрицаете свои корыстные мотивы?
— Ах, корыстные?! В конце концов, они не так уж отличаются от мотивов большинства присутствующих здесь дам — не говоря уж о некоторых джентльменах, которым не хватает средств и которые стремятся заключить союз с состоятельными женщинами.
— Но разве вы должны брать с них пример?
Марджори глубоко расстраивала эта тема.
— Вы думаете, это доставляет мне удовольствие? Если бы у меня было достаточно денег, мы бы не только сейчас не танцевали друг с другом, осмелюсь сказать, я бы даже никогда на вас не взглянула. Что бы я стала делать в Бате?! Я бы не выезжала из Лондона и, как и вы, получала удовольствие, ведя праздный образ жизни!
— Как и я, получали удовольствие? — спросил он с холодным смешком. — Я, значит, должен жалеть о том, что моим предкам хватило здравого смысла и ума позаботиться о своей собственности? Думаю, что нет.
Марджори обиделась. Раштон мог бы и не напоминать, каким образом ее отец потерял свое состояние. После его смерти она поняла, что всем было известно о его страсти к азартным играм.
— С какой легкостью вы меня осуждаете, — тихо ответила она, чувствуя себя уязвленной его словами. — Но вот что я вам скажу: я никогда в жизни не встречала более недоброго человека. Позвольте мне предложить вам приберечь свои мнения и обвинения для тех, кто находится не в таком отчаянном положении, как я. А пока что, признаюсь, я очень рада, что этот вальс скоро закончится.
У Раштона был такой вид, как будто она ударила его по лицу.
— Я не собирался… о, черт возьми, Марджори! Я вовсе не собирался… я всего лишь хотел дать вам понять, что мне не нравятся любые махинации.
— Что ж, вы и в самом деле все прекрасно мне объяснили, не так ли? — прошептала она.
Поскольку танец и в самом деле заканчивался, Марджори высвободилась из его объятий и сделала медленный, подходящий к случаю реверанс. После этого она с величавым видом отошла от него, надеясь, что их спор остался незамеченным для множества зрителей, сидевших в зале. Она заняла место возле тети, глубоко вдохнула и приняла спокойный вид. Она обвела взглядом длинную комнату и заметила, что все же привлекла к себе некоторое внимание. Ей не хотелось поддаваться смущению, но она чувствовала, что щеки явно становятся горячее.
Миссис Вэнстроу заметила, что она краснеет.
— Честное слово, Марджори! — заявила она хриплым шепотом. — У тебя на каждой щеке два довольно безобразных красных пятна. Что такое, скажи на милость, ты наговорила нашему доброму мистеру Раштону, что он выглядит скованным и несчастным?
Надеюсь, ты его не обидела. Ты должна знать, что большинство считает его законодателем моды здесь, в Бате. Его обязательно всюду приглашают. Знаешь ли, если тебе хочется пристроить Дафну, совсем не стоит с ним ссориться. Тебе надо перед ним извиниться при первой возможности!
Марджори внезапно рассердил совет искать расположения Раштона, и она ответила, упрямо вздернув подбородок:
— Я скорее покрашу волосы в рыжий цвет!
К немалому ее удивлению, миссис Вэнстроу рассмеялась.
— Что ж! — воскликнула она. — У тебя, без сомнения, нет недостатка в мужестве! Следует отдать тебе должное!
Раштон вышел из бального зала, чтобы подышать воздухом, и остановился у самого входа. Многочисленные завсегдатаи приемов сновали туда-сюда. Некоторые уходили, некоторые как раз только что прибыли, а некоторые, как Раштон, наслаждались отдыхом от утомительных танцев.
Он стоял и смотрел на тех, кто наконец-то прибыл, здороваясь с теми, с кем был хорошо знаком, приветствуя и тех, кого едва помнил, и не обращая внимания на всех остальных. Его спокойствие серьезно нарушил неудачный разговор с Марджори. Он не знал, что о ней и думать, или, вернее, как расценивать непонятные чувства к ней.
Дело было в том, что она заставила его испытывать совершенно новые ощущения. Подумать только, когда он танцевал с Марджори вальс, то на мгновение утратил способность думать, выражать свои мысли, здраво размышлять! Просто наваждение какое-то. Особенно когда она смотрела на него своими очаровательными глазами, которые, казалось, заглядывали ему в душу. Он понял, что больше всего на него действовала ее откровенность. Никогда в жизни он не был знаком с женщиной, которая, подобно Марджори, так спокойно признавала свои недостатки и объявляла о своим стремлениях.