На место происшествия выехала оперативная бригада Гагаринского РУВД, а затем следственная бригада Прокуратуры и ГУВД Мосгорисполкома. После осмотра места происшествия труп гр-ки М. Н. Счастливой был доставлен в морг Первой Градской больницы.
В настоящее время 2-й отдел МУРа приступил к розыску убийц гр-ки Счастливой.
Поскольку данное дело об умышленном убийстве является делом прокурорской подследственности, убедительно прошу Вас дать указание начальнику Следственной части Мосгорпрокуратуры ст. советнику юстиции тов. Пархоменко Л. В. о выделении квалифицированного следователя для ведения настоящего дела.
Начальник 2-го отдела МУРа ГУВД Мосгорисполкома подполковник милиции А. Романова гор. Москва, 26 ноября 1982 г., 19 часов 27 мин.
10
27 ноября 1982 года
Не хотелось думать, не хотелось видеть и слышать, хотелось просто положить голову на стол и умереть. Просто умереть — и все.
Ясразмаху ударил забинтованной рукой о край стола. Это немного помогло, боль из сердца переползла в предплечье, и рука повисла от невыносимой боли.
Время спрессовалось, я не различал его течения, оно стало сплошной больной минутой.
Я отвечал на телефонные звонки, сам звонил куда-то, пил болеутоляющие таблетки и куриный бульон по приказанию Ирки Фро-ловской, приходящей племянницы одной из моих соседок. Но это был не я, это не мог быть я, потому что я все ещё смотрел в Ритины стеклянные глаза и прижимался к её ледяной щеке и выл волком от невыносимой, полыхающей боли в сердце.
28 ноября 1982 года
Дорогой Жорка!
Вот и похоронили мы без тебя нашу Риточку. Невозможно поверить, что это всё в действительности случилось, непоправимое случилось с нашим ритунчиком. И больше ее нет. Ты просил нас рассказать подробно, что случилось, очень это скверная история, я тебе скажу, но в письме я тебе писать не буду — боюсь, оно может попасть в чужие руки… На похоронах было очень много народу — и из Первой градской, и с Петровки, 38. А Сергей Иванович Счастливый только вчера прилетел из Афганистана
— и вот такое горе. А Ритин Саша, помнишь этого мальчика-следователя, так вот его тоже ранили в руку в этой истории, а другого следователя ранили, можно сказать, смертельно, Саша у него в больнице сегодня просидел все утро, и ему сказали, что надежд почти нет… так вот Саша этот, по-моему, повредился в уме, ведь они с Риточкой хотели пожениться — и вот такое горе.
Мы все приехали в Востряково — и Валька Никулин, и Сеня, и твои ребята-художники, даже Инка Никулина. Только тебя и не было. И цветов было просто невозможно много. Мой господин Дэвид Драпкин был очень мил, привез огромный букет роз на Риточкину могилу. Но своим видом он просто шокировал публику на кладбище — в потертом плащике, обшарпанных джинсах и скрученном жгутом шарфе, но зато на «форде»- Помнишь, как Ритунчик все мечтала поездить на «форде»? И вот такое горе.
А потом мы все поехали ко мне, в «Форде» все уместились, только Сене Штсйнбоку пришлось ехать в багажном отделении, и он так смешно там скрутился в бараний рог, что даже Саша улыбнулся. Дэвид в валюткс накупил всякой всячины, так что мы устроили Ритунчику шикарные поминки. И конечно, все напились очень сильно, особенно Саша и господин Драпкин. И Саша весь вечер потом плакал, но это хорошо, потому что у него со слезами выходило горе.
В конце концов я их уложила на свою кровать, Дэвид так и храпит в своем задрипанном шарфе, трудно даже представить, что у него папа владеет адвокатской фирмой в Нью-Йорке.
Я, конечно, сижу и реву одна. Так страшно хоронить своих близких, так страшно, Жорка! А ведь Риточкс было всего двадцать восемь лет. И от этого смерть ещё страшнее, ведь этого не должно было быть! И вот такое горе.
Целую тебя крепко в твою противную бороду, желаю твоей коленке побыстрее прийти в порядок, на днях привезу пожрать.
Алена. 28/11.82.
Это письмо Жора дал мне прочитать через неделю, когда я забирал его из больницы. Он взял у меня из рук Алснины листочки, чиркнул спичкой и черные лохмы мягко легли на мокрую землю.
11
Я сидел за пустынным столом Меркулова и нечеловеческим усилием воли заставлял себя не думать о Ритиной смерти. Но все равно думалось только об этом, и в какие-то моменты я готов был подняться, ворваться к Семену Семеновичу, в кабинет криминалистики, схватить пистолет, пойти и собственноручно застрелить Кассарина. Отомстить за Риту. За Костю. За себя… за отца…
Полчаса тому назад я пришел на работу и меня охватило чувство, будто я после десятилетней отлучки вернулся домой, где меня давно перестали ждать. Я избегал сочувственных взглядов и вопросов и думал — не сотворите из меня героя…
Справочная 11-й бил MI п им была занята минут пятнадцать, потом, наконец, пожилом голос ответил:
— Меркулов? Константин Дмитриевич? Палата двенадцать? Температура тридцать девять и две десятых, состояние тяжелое, стабильное.
В субботу и воскресенье целый день была температура сорок и критическое состояние. Господи, Господи, не дай ты умереть моему Меркулову…
— … Вы слышите, Александр Борисович? — только сейчас я заметил, что отчаянно мигает глазок внутреннего селектора. — Вас вызывает прокурор Москвы товарищ Емельянов с делом Ракитина…
Так… Ну что ж, самое время отобрать у Меркулова это дело и передать другому следователю или… в КГБ. Я достал из сейфа две папки и с отвращением бросил их на стол.
В кабинете Емельянова сидел Пархоменко и смотрел в рот новому начальнику. Прокурор Москвы, постукивая карандашом по столу, без всякого предисловия сказал:
— Ошибкой товарища Меркулова, а также вашей ошибкой, товарищ Турецкий, была несогласованная с нами, — он указал карандашиком на себя и Пархоменко, — поездка к товарищу Чебрикову.
Пархоменко закивал головой, не отрывая взгляд от лица Емельянова. И хотя я и не собирался вступать в переговоры по поводу наших с Меркуловым «несогласованных» действий, Сергей Андреевич Емельянов запротестовал:
— Нет, нет, Александр Борисыч, я не собираюсь сейчас обсуждать, жто прав, кто виноват, тем более, что понесены такие потери… но нам предстоит работать дальше, выполнять свой долг перед народом, перед партией и правительством. — Он протянул руку, и я вложил в его пухлую ладонь две объемистые папки. — Сегодня истек десятидневный срок, данный нам Центральным Комитетом на обнаружение убийц. Ваша бригада отлично справилась с заданием. Сегодня я рапортую ЦК о раскрытии убийства. Но, как я понимаю, дело Ракитина обросло добрым десятком побочных дел, и работы предстоит очень много… — Емельянов вскочил со своего кресла и заходил мелкими шажками по кабинету, заложив руки за спину. — Есть два пути: первый, наиболее для нас легкий и, я бы сказал, наиболее принятый в практике, — рассовать — э-э, я имею в виду — распределить эти дела по соответствующим ведомствам Министерства внутренних дел, ОБХСС, КГБ. Но политически — политически! — это дело должны закончить мы, прокуратура, которая, по мысли нашего Генерального секретаря товарища Андропова, должна стать средоточением следственной власти в стране.
Вступительная часть речи прокурора Москвы была закончена, и он сел обратно в кресло.
— К сожалению, товарищ Меркулов не сможет скоро приступить к своим обязанностям. Кстати, я имею сведения, что мы можем больше не опасаться за жизнь нашего Константина Дмитриевича… Я предлагаю подключить к вашей следственной бригаде прокурора-криминалиста товарища Моисеева, а вам, Александр Борисович, временно возглавить бригаду. Что вы думаете по этому поводу? Справитесь?
Еще два дня тому назад я бы от такого предложения растерялся, но в эту минуту я воспринял его как единственно возможный вариант. Поэтому и ответил однозначно:
— Да.
Один час и сорок пять минут я работал уже в новом качестве — руководителя следственной бригады по делу об убийстве Ракитина и Куприяновой. Бригады же как таковой у меня пока не было, поскольку Семен Семенович по понедельникам ходил на какие-то процедуры в поликлинику и должен был появиться после обеда, а второй член бригады — капитан Грязнов — на работу не явился по неизвестным причинам. Так меня проинформировала Романова. Я отстукал на машинке постановление об объявлении местного розыска и задержании Виталия Шакуна. Передо мной на столе лежала его фотография — круглолицый, белобрысый, широкий нос, светлые глаза немного навыкате. Лицо как лицо… Убийца…