— Вы правы, дама Прасковья.
Прасковья задумалась и совершенно посерьезнела:
— Надо же! Господи Боже мой, своими глазами зрила, прикрывала запредельный ритуал адепта, три в одном, с раздельной активацией через чужой сигнум. Достопримечательный Солнцеворот Мниха Феодора?
— Он самый, Прасковь моя Васильна, он самый. Могучий, надо сказать, экстрактор земнородной скверны. Режет чище лазерного скальпеля. Добавим сюда и твои трансмутированные срамные побрякушки для полной зачистки.
— Мозговитый субалтерн для особых поручений, я правильно понимаю?
— Абсолютно верно, дева моя Параскева. Но покамест никому об этом ни полслова.
— Буду, сударь мой, молчать, как свежемороженая рыба подо льдом. Клянусь: сестрам и братьям ни словечка!
Все же об остальной сегодняшней веселухе, надеюсь, можно как-нибудь келейно да кулуарно разболтать, рыцарь?
— Отчего ж нет? Мой округ — мои проблемы, успешно разрешаемые. Нужные сведения будут мною своевременно отосланы в анналы гильдии арматоров.
— О-хо-хонюшки, — Прасковья вовсе не куртуазно прикрыла рукой зевок. — Признаться, мой батюшка, не люблю я резкой смены часовых поясов.
— Тогда ступай в Филадельфию, дщерь моя сонливая. Прямой канал открыт. Соснешь там пару часиков до заутрени.
Спокойной ночи, княжна…
Спустя четверть часа после ухода Прасковьи Олсуфьевой из асилума вышла, выглянула Настя Ирнеева, свежая, умытая, причесанная, правда, в абсолютном дамском неглиже. Таясь, скоренько шмыгнула к шкафу, нырнула в долгополый халат, туго подпоясалась и только затем прильнула к мужу:
— Ой, Фил, вот я и дома! Хоум, суит хоум. Спать не хочу — шесть часов отсыпалась у себя в убежище без видений и сновидений. По крайней мере в жесть о том не помню…
Ну-кася, муж мой любимый, быстренько ублажай жену кофием, достохвальными зефирными пирожными и колись, повествуй о постэффектах «престера Суончера». Летать голой под потолком с настежь распахнутыми женскими воротцами, мне, знаешь, больше не хочется…
Внимательно выслушав краткое повествование Филиппа, Настя сделала значимый вывод:
— Получается, умиротворение этой мышечной массы, то бишь муляж женщины без эпидермиса, величаемый Виктория Ристальская, завершает купирование неприглядной ситуации. Так ведь?
— Пожалуй, дама-неофит.
— В субалтерны ее рукополагать вы будете лично, рыцарь?
— Посмотрим, дама Анастасия, ситуативно. Мой округ — мои проблемы и непреложные прерогативы.
— Ой, Фил, не мне тебе советовать. Как скажешь, так и будет.
Надо так надо. Куда ж нам деться от Ярма Господня? Тащи и не ропщи…
Господи, помилуй мя, грешную… Спаси и сохрани люди Твоя…
Фил, смотри! — Настя широко улыбнулась. — Зубки у твоей маленькой женушки уж прорезались, слава Богу. Благослове душе моя Господа…
Думаю, грешной деве Параскеве от тебя за меня вчера в жесть перепало утром и вечером. И Манька свое сегодня сто пудов огребет. Так?
— А вот о том, об этом, моя маленькая, тебе ясновидчески знать не полагается. Да и никому другому тоже. Присно и во веки веков.
— Извините, отец инквизитор, глупость сморозила. Ваши орденские прерогативы непреложны, сударь.
— Извинения принимаются, дама-неофит. Господь наш всемилостив и всепрощающ.
— Тогда похвалите жену свою, рыцарь Филипп. Правда ведь, я четко запечатала эту Вику Ристальскую, наш женский муляж, сверху и снизу?
«Ох мне тщеславная суетность слабых жен наших…»
Снисходя к простительной слабости дамы-неофита Анастасии, рыцарь Филипп высоко оценил ее действия во время осуществления акции под кодовым обозначением «Ви-дэй». «Прости нам долги наша, яко мы прощаем должникам нашим…»
— …Хвалите Господа с небес… — Настя поцеловала Филиппа. — Я твои комплименты, муж мой, принимаю как аванс на будущее.
Конечно, я еще мало знаю, еще меньше умею. Зато теперь, Фил, твоя маленькая Настена стала немножко понимать, почему мы с тобой вот такие, какие есть, почему останемся самими собой и впредь, чтобы с нами ни произошло в чаянии веков будущих.
Мы верим в Бога, и вера сия суть наши знания, силы и оружие. Мы верим, дабы понимать и осознавать себя в Боге. Credo, ut untellligam et cogam.
Без подлинной интеллигентности, настоящей образованности не может быть истинной действенной веры, противостоящей природной скверне, тлену и разрушению. Чем больше человек разумный знает, понимает, тем сильнее его духовная вера, далекая от мнимых и тщетных материалистических суеверий, чей удел — энтропия, смерть и конечная погибель.
Грамотному, интеллектуальному и образованному человеку намного проще, уместнее верить во Всевышнего, нежели полным невеждам и полузнайкам, поверхностно, превратно представляющим себе закономерности человеческого мироздания, сущего во гробе.
Твой Пал Семеныч, мой Патрик, экселенц Микеле, сэр Питер, всякое-разное повидавшие за 300 лет в миру и в ордене, — в один голос твердят: наиболее законченные кондовые атеисты и материалисты, убежденные богоненавистники и богоотступники, идейные разрушители храмов, злобные гонители христианской церкви и веры — встречаются исключительно среди невежественных безграмотных простолюдинов. Самые страшные враги церкви Христовой и Всевышнего, Господа нашего, всегда происходят из необразованного подлого низкорожденного сословия.
Выходцы из других, более образованных и благородных сословий, классов, социальных групп, то бишь прочие изверги и ублюдки рода человеческого, служители Антихриста, какими бы материалистами и атеистами они ни выставлялись, — представляют собой скопище недоверков и суеверов, поклоняющихся глупой мистике, ложной эзотерике, тупоумному оккультизму…
Филипп немного помог Насте дидактической теургией в стиле прецептора Патрика ради пущей связности и доказательности дискурса. Да и послушать молодую жену ему самому интересно.
«Может, и впрямь ее в дамы-зелоты благословить? Во где был бы номер в исполнении великого орденского дидактика и ниспровергателя суеверий адепта Патрика!»
— …Подобно невежественной подлой черни светская образованщина, нахватавшаяся с бору по сосенке естественно-научных знаний в университетах и колледжах, боится черных кошек, пятницы 13-го, верит в дебильные иррациональные народные приметы, поверия, предрассудки, табу, придуманные деревенскими сумасшедшими, психопатами, юродивыми, а также бабами-кликушами, страдающими от гормональных нервных расстройств и натуральных дисфункций женской мочеполовой системы.
Измышления естественно-научного стихийного материализма и земнородного дьявольского атеизма также можно рассматривать, как своего рода умственные расстройства, душевные болезни, психопатологии от мира и от века своего преходящие. Иначе бы ученая секулярная публика не творила бы себе и другим навязчивых кумиров в виде собственных краткосрочных гипотез, теорий, коим она поклоняется отнюдь не в образе могущественного творца-демиурга. Ибо в людской совокупности ставят себя материалисты и атеисты в телесное воплощение твари, тщетно испрашивающей милостей от сатанинской природы, каковую они суеверно, мистически, иррационально в недоразумении принимают за бесконечный животворящий абсолют, невзирая на второе начало термодинамики.
Разумеется, обреченное на конечное уничтожение природное мертворожденное материальное зло, противостоящее разумным душам людским, подлежит рациональному анализу, таксономическому изучению. Первозданный стихийный хаос, какой суеверам мнится некоей гармонией и музыкой небесных сфер, должен быть по возможности исследован, классифицирован, а засим уничтожен, дабы апокалиптически возродиться новой землей и новыми небесами.
Таков, на мой взгляд начинающего техногностика, Промысл Божий, рационально и логично расположенный к разумными душами людским, взыскующим Града Божия и царствия Его на землех и на небесех.
Если ты мне не возражаешь, муж мой, то я с твоего позволения сейчас продолжу…