Один Никколо Макиавелли чего наплел об аморальной политике, поучая правителей-государей! Ренессанс-ренасимьенто, патер ностер, римского принципата и обожествления государства.
Весь XVII век от Рождества Христова пришлось, так сказать, мрачную ренессанческую мерзость и тупоумие расхлебывать. В том числе: кардиналу Ришельё во Франции и царю Петру Великому в России.
Недаром последовавшее за переходным многоученым XVII веком восемнадцатое столетие с облегчением и радостью провозгласили Веком Просвещения. Тогда как конец XVII и начало XVIII веков у просветленных и компетентных буржуазных историков получили название нового времени.
Оно у нас с тобой, брат ты мой, длится и поныне, пусть себе находятся лукаво мудрствующие летописцы и развесившее уши жлобье, всерьез и надолго объявляющие то 1793 год, то 1917-й, а то и 1991-й новой эрой, новейшим временем. Или же самоновейшим, скажем…
Бог с ними, простим людям недомыслие и политизированность, коль скоро они суть преходящи.
Зато псевдо-Возрождение прочно и незаслуженно закрепилось в массовом культурном сознании на века в образе будто бы прогрессивного исторического явления. Хотя вся заслуга оных гуманистических и антихристианских возрожденцев, а также малообразованной публики, поверившей им на слово, состоит в том, что они пропагандистски додумались объявить девять предыдущих христианских столетий, начиная от последнего западноримского императора, темными веками. И по сей день нам эту тенденциозную ахинею, лапшу, спагетти и макароны на уши вешают всякие-разные псевдоисторики и бумагомараки, тискающие книжонки о том, что было, но чаще о том, чего вовсе не бывало.
Кстати, советую приглядеться к семнадцатому столетию. Я бы его назвал Веком Озарения, когда вдруг наоткрывали уйму нового в физике, математике, химии, механике, в литературе, архитектуре.
Ежели ты, вьюнош, заинтересовался тьмой веков, то скажи-ка, можно ли взять за истину небылицу об эпохе якобы великих географических открытий и величайших европейских завоеваний в Америке, в Азии, в Африке? Отчего это вооруженный народ валом валил на новые земли, под новые небеса, лишь бы подальше от старой Европы? От чего бежали, плыли конкистадоры и колонисты туда, куда у нормальных мирных людей и глаза-то не глядят?..
Филипп Ирнеев слушал ученика очень внимательно, задавал наводящие вопросы, подбрасывал уместные реплики и замечания.
Под конец вспомнили они о средневековом зодчестве, об изобразительном искусстве, изящной словесности и музыке барокко. Не позабыли о Лопе де Вега, Кальдероне, Сервантесе с Шекспиром, которые ничего античного в темные средние века не возрождали. Да и жили-то, без особой оглядки на древних творили свои новации те, кого облыжно записывают в возрожденцы, несколько позже Боккаччо и Макиавелли, являясь провозвестниками нового, просвещенного времени, когда пришла пора осваивать и усваивать все благоприобретенное милостью Божьей.
Во время внеурочных разговоров до появления к намеченному часу ожидаемых гостей рыцарь-инквизитор Филипп не прекращал сверхрационально исследовать мальчика, предрекая ему ближайшее будущее, начавшееся в отдаленном прошлом:
«…Объект Иван Рульников крещен в православии в греко-византийской обрядности достойным протоиереем Феофаном. Вероисповедание русское православное. Образование начальное…
Однозначно потенциальный харизматик старшего поколения. Склонен прорицать историю.
Рекомендуемая орденская спецификация — поисковик-дознаватель…
Перед рукоположением подлежит обязательной катехизации и предварительному ограничению контактов с мирскими родителями…
По-видимому, оптимального возраста транспозиции харизмы достигнет к 12–14 годам в секулярной психофизиологии…»
С виду хрупкая и тоненькая блондинка Вика, с кем их легко познакомил Филипп Ирнеев, произвела на Ваню и Гореваныча отрадное впечатление. Держалась она скромно, чуть ли не стеснительно, одета в просторную безразмерную футболку и джинсы-галифе.
Первый вознамерился сравнить ее физические данные с Настей Ирнеевой на татами в школе выживания сэнсэя Тендо. Второй же заранее взялся прикидывать, чего стоит новая знакомая Фильки Ирнеева, если у этой застенчивой девушки в кроссовках запястья толще, чем щиколотки.
«Занадта тоща и жилиста, от сладкого отчуралась. Дескать, режим…
У Фильки к ней чисто спортивный интерес. Поверим, но проверим, попозже. Шляхетная панна Анастасия просила присматривать за ее мужем…»
— …Что в лобок, что по лбу, братец Фил. Моя наружка за ней приглядывает. Получилось самое оно, истинно бедлам в бардаке…
Несколько ранее дневного урока английского с Ваней рыцарь Филипп потчевал даму Веронику чаем и сахарными дрожжевыми плюшками, вполне остывшими, доведенными до мягкой, нежной, ароматной кондиции после экстренного выпекания в электрической печи с усиленным турбонаддувом.
— Причащайся, Ника. Плюшки у меня поспели свеженькие, сладенькие, с корицей. Тесто с утреца ставил.
— Погоди ты с кормежкой, Фил! Дай я тебе всю пятничную хохму про твою подружку окольцованную и распальцованную расскажу. Без магии и колдовства.
Так вот, сквайры Фрося и Дося, которых Костик пустил топтаться за Фаиной Квель, на что уж бабы с твердокаменными яичниками, и те подивились, сколь нагло наша зверь-девица наказала врачиху-гомеопатку за вальпургическое поношение и понос.
Мне, Фил, оная закоренелая девственница определенно начинает нравится. Викуся точняк никому спуску не дает, особенно себе по шейку матки.
Представляешь, в переполненном вагоне метро она притерлась к Фаине Квель сзади точь-в-точь как сексуально озабоченные невротики, тыкающиеся твердым передком в женщин в общественной давке. Сама девка тоже очень неплохо замаскировалась под молодого мужчину, доложили мне Фрося и Дося.
Двери вот-вот откроются, а Вика резко просовывает Фаине руки под мышки… И вдрызг давит ей, будто две землянички, оба соска в тонком насисьничке под летней блузочкой!
Положим, кабы на Фаине были зимние стеганые бикини на ватине, то это вряд ли ее спасло от болевого шока и потери сознания от удара по затылку, перед тем как на людной станции «Центральная площадь» одуревшая от ее дикого вопля толпень в панике повалила из вагона на выход. Думали: опять взрыв в метро.
Неловкую бабу в обмороке маленько острыми каблучками притоптали, но потом вместе с другими пострадавшими подняли и отправили в больницу с травмами средней тяжести, совместимыми с жизнью и последующей пластической хирургией молочных желез. Канитель еще та, как хирург тебе скажу.
Пальчики у нашей Викуси длинные, фортепьянные. Музычку сыграла на весь вагон.
Со спецманикюром могла бы бывшей ведьме Фаине Квель вообще ниппеля и сиськи обкорнать композитными кусачками-резцами, а так обошлась одними подушечками пальцев, словно плоскогубцами. Ушла себе непыльно по лесенке на переход в торговый центр под площадью до того, как дежурная ментура и гебуха опомнились. Не поминай, как звали, не зазывали.
Рукополагать рекрута Викторию вы будете лично, рыцарь? — прищурясь, поинтересовалась дама Вероника.
— Теперь не знаю. Глянем ситуативно. Мой округ — мои проблемы, из коих одна по всей видимости назрела, но покуда не перезрела.
Потому до того извольте отведать плюшек, Вероника моя Афанасьевна. Не то как подумаю плохо-плохо: пришла-де, не ест, не пьет, в ней бес сидит. О делах после потолкуем.
— Ей-ей, ваша правда, Филипп свет Олегыч. Хозяйское радушие грех не уважить…
Отдав питательную и признательную дань уважения Филиппу и его кулинарному искусству, Вероника вывела на монитор в гостиной изображение весьма ухоженной и стильной, внешне тридцатилетней дамы-госпожи.
— Вот, братец Фил, полюбуйся на объектик. Дельце нам предстоит аппетитное и пикантное. Ничего подобного в моей практике раньше не встречалось.
Дозволь мне с ней разобраться по-свойски. И-и-и, как же я люблю заниматься людишками в белых халатах! Шарлатанка Фаина Квель ведьмочкой была слабенькой, она не в счет, коли у нее обнаружилась вот такая подруга-наперсница…
Инквизитор принял к сведению благонамеренное пожелание кавалерственной дамы-зелота Вероники и отрешенно углубился в проницательное созерцание предмета предстоящей операции: