— И сама гранатка у меня найдется.
Взрывателя от гранаты медсестра Алла никогда в жизни не видела, но страшный черный предмет на ладони у жуткого крестоносца, похолодев, узнала — в кино и по телевизору видела. Уяснила: мужики в белых балахонах не шутят, это — не маскарад.
— Ворохнешься — и вместо двух малых дыр промеж ног будет у тебя в жесть одна большая. Стой спокойно, летунья-пердунья, бзди помаленьку и слушай сюда.
— Тебя, бычара, сие тоже касаемо, — первый крестоносец в белом балахоне слегка пнул черным сапогом Антона. — Бей ногами лежачего, кабы уразумел, почем фунт лиха и кило говна.
— Вас, погань летучую, наши братья из «Смерка» не раз предупреждали не бесчинствовать в первомайскую ночь. Крестные костры возжигали, — приступил к увещеванию второй.
— Знамение свыше вам, нечисти, было днями явлено. От креста животворящего столп огненный. И мы тут как тут, слуги Божьи, приходим наставлять и наказывать неразумных.
Тебе, летунья перетраханная, вечный просачный страх в наказание. Отселе, коль тебе вздумается на метлу срамным женским местом сесть, всегда помни, что она — запал от гранаты. Враз порвет тебе всю п… стопудово, девка… блудлива.
Тебя, бычара, краткой мукой и долгим помутнением в мозгах караем. Как полетишь на бамбуковом шесте, так и поплывешь. В жесть загремишь с высоты в бессознательном виде.
За причиндалы твои мужицкие не боись. Просто брат Прокопий тебе паховую грыжу по-свойски вправил для пущего вразумления.
Хороший хирург тебе естество-мужество внове из брюха наружу выпустит. Может, оно тебе на что-нибудь сгодится, мягонькое, не только малую нужду справить. Нет, так полечишь срам свой бессильный у твоей хозяйки-докторши Марго. У «Смерка» к ней другой счет, вас, поганцы, некасаемый.
Когда мы уйдем, ты уж, бычара, изловчись как-нибудь чеку с колечком во взрыватель у нее вон промеж волосни обоссаной вставить.
Ишь какую лужу напустила, мочалка чернявая! Портки намочила, халда… Меньше пить надо…
Не шевелись, ссыкуха! Не то подорвешь себе все женское здоровье.
Слушай сюда, бывшие левитаторы! Кипеж на люди, тревогу поднимать не советуем. Сделаете, как ваша мадама Марго скажет.
Больше ни Алла, ни Антон ни словечка не услыхали. Белый балахон с гранатой ушел в медицинский кабинет. Второй вынул из сапога армейский штык-нож, сел на диван и принялся молчаливо, зловеще вырезать прямо по журнальному столику почти славянским уставом: «Смерк? есть смерть колдунам?».
Спустя час оба зловещих типа в белых остроконечных колпаках, в балахонах до пола с нашитыми черными крестами ушли без слов. На прощание самый разговорчивый из них молча бросил Антону кольцо с предохранительной чекой от взрывателя гранаты Ф-1.
Преодолевая тупую тянущую боль внизу живота, освободился Антон довольно быстро — раскромсал о раскладной нож, хранившийся в столе, пластырь на запястьях. Потом он, конечно, вставил, с трудом преодолев брезгливость, чеку на место, еле выдернув намертво зажатый взрыватель.
Едва ощутив и осознав отсутствие постороннего предмета промеж остолбеневших бедер, медсестра Алла Гузаинова в ту же секунду повалилась на пол. В собственной луже мочи она забилась в неудержимой истерике, захлебываясь в рыданиях.
В еще более плачевном состоянии охранник Антон Босотин обнаружил доктора Маргариту Есилевич. Так ему, болезному, увиделось…
Для бывшего ведьмака-летуна, подвергнутого физическому и психотропному воздействиям орденского чистильщика дамы-зелота Прасковьи, время пролетело в одно мгновенье. Магичке-летунье, тоже утратившей прежние способности, оно привиделось бесконечными часами окаменелости и остолбенения в страхе пошевелиться.
В то время как рыцарь-инквизитор Филипп на всю операцию «Летальная мантика мадам Марго» отвел ровно 80 минут. И согласился на 24 часа заклятия продленных мук для зловредительной гадалки, приносившей обрядовые человеческие жертвы с целью обеспечить результативность предсказаний.
В самом начале операции рыцарь Филипп под плащ-накидкой «сумеречный ангел» незримо и неслышно прошел в медицинский кабинет вслед за дамой Вероникой, целесообразно применившей камуфляж наведенной апперцепции. Согласно плану-диспозиции, дама Анастасия должна присоединиться к ним спустя 15–20 минут.
Нарколептический заряд в грудь вредоносная мантичка Марго получила мгновенно, точно в цель, не успев и глянуть на посетителя. Очнулась она повально обнаженной, лежа на полу лицом вниз с вытянутыми распростертыми руками и широко распяленными ногами.
Лодыжки и запястья прочно зафиксированы. В живот больно врезаются несколько толстых медицинских томов, положенных один на один.
Ничего не видя из-за рассыпавшихся волос, Марго забилась на полу. Но путы держали крепко, и тогда наступил страх, усиливавшийся с каждой секундой осознания неизбежности происходящего.
Объяснил ей наступивший ужас, усугубляя страшное ожидание расплаты, мелодичный женский голос с ласковыми увещевательными интонациями:
— Зачем же ты, милашка, всем голеньким тельцем колотишься по паркету? Не ровен час повредишь чего-нибудь свое женское, красивое.
Коли заслужила, так принимай воздаяние. За что и почему, сама-одна ведаешь, чай, не маленькая девочка. Вона какую большущую сись-пись отрастила! Ей, благословясь, мы вскорости и займемся увещательно да искупительно.
Тебя ведь, моя милая, старшие жрецы-авгуры эдак благожелательно остерегали. Тако аль инако за гадателями и гадалками общества людские бдят и надзирают. Злодеев, злодеек, зловредительные чары наводящих, карают нещадно, ежели найдется кому свершить благое дело.
За благодетелями и доброхотами оно не станет, чародейка. Вот и по твою грешную плоть пришел «Смерк».
Ах какое тельце у нас белое, крупитчатое! Женской мякотью изобильное, нежными пышностями богатое…
Научилась бы ты гадать на собственный волосатый срам, то знала: быть ли тебе по живу и здорову. Общество у нас суровенькое, «Смерть колдунам» прозывается. Знай и бойся его, коли раньше о нем ведать не ведала.
В нашем разумении и в силах по воле Божьей разрешать тебе, поганка, живота аль смерти…
И сказал нам Господь: «Мой дух не будет вечно терпеть дела человека, потому что он плоть…»
Ай-ай-ай! А кто это у нас по-маленькому под себя сходил, лужицу напустил, волосики курчавенькие на своей пипи замарал?..
В искупительные действия чистильщика, готовящего объект к экзорцизму и к экстракции магии, рыцарь-инквизитор не вмешивался. До того он даже позволил кавалерственной даме-зелоту прибегнуть к стародавнему жестокому ритуалу беспощадных воителей и воительниц ордена Благодати Господней, «из глубины веков ратоборствующих супротив злонамеренного колдования и волшбы зловредительной.
De profundis clamavit… Господи, помилуй нас, грешных…»
Тем временем кавалерственная дама Вероника неспешно приблизилась к женскому телу, распластанному ничком. Склонилась над ним и неуловимым движением выдернула из-под него обе пышные груди с безвольно поникшими крупными сосками. Затем она молниеносно пронзила каждую грудь длинными и тонкими ритуальными стилетами, глубоко пригвоздив распяленный бюст к полу.
— Цветочки у нас кончились, моя милашка, пришла пора созревать ягодкам. Советую не трепыхаться, иначе от твоих женственных пышностей останутся только две мокрые рваные тряпочки…
Учти зассыха, грамотно зафиксированный пациент в анестезии не нуждается…
Чрезмерное членовредительство согласованным и утвержденным планом-диспозицией не предусматривалось, и потому два голубых луча, ударивших в рукояти стилетов немилосердно заморозили до ледяной твердости обе груди и шейные мышцы чародейке, подвергаемой суровому искуплению. Аметистовые серьги-апотропей Романский Алгон в мочках ушей дамы Вероники не только испускали лучи «ледяного огня», но также усиливали чувствительность и восприимчивость к боли замерзшей плоти в жестоком ритуале «живой лед».
Вживе сверхъестественная леденящая мука бесчисленными острейшими иглами тотчас пронзила все тело чародейки Марго от корней волос до кончиков пальцев под ногтями. После чего на нее градом посыпались колющие и дробящие удары…