Выбрать главу

Скала под ними ощутимо дрогнула, Вика лишилась чувств и пришла в память и сознание, только когда арматор Анастасия заботливо и хлопотливо укутала ее теплой согревающей мантией:

— Пошли, пошли отсюда, Викуся. Не то всю твою девчачью мелочевку в жесть отморозишь. Лечи тебя потом конгенитально, такую нежную и трепетную.

Пошевеливайся, новобраница, промеж ног две дырки! Щас чудо-доктор Настя стопудово твоим дражайшим здоровьишком озаботится, близко к телу и делу… Что в лобок, что по лбу.

ГЛАВА XVII МИНУВШИЕ ДЕЛА И ПРЕДЕРЖАЩИЕ ЗАБОТЫ

— 1-

Ранним утром в четверг Филипп Ирнеев срочно прибыл в арматорскую лабораторию доктора Вероники Триконич отнюдь не для медосмотра и оздоровительных процедур, но для творческого вдохновения скульптора Веры Нич. «В позу вставать, из рака ноги…»

Тем не менее, Вероника с ним поздоровалась по-арматорски:

— Ай здоровеньки они не булы!

Что, милок, испужался? Не боись, мой пациент героический, меня сегодня сосрання креативный импульс одолевает…

— Вы грубиянка и сквернословица, сударыня! Нет чтобы по-русски здравия пожелать благонамеренно.

— Вот еще! Какие тебе тут благожелательности и куртуазности? Не до того мне, некогда. Времени мало, работы много.

Вали поскорее за ширмочку и раздевайся, натурщик-натурист. Можешь вольно и непринужденно шастать по сцене, стриптизер, как тебе заблагорассудится.

Предпочтительнее, чтоб мужественный Ахилл с х…тым героизмом наголо бродил, ходил вокруг да около моей белопенной Афродиты. К п…той женственности ее применялся, примерялся…

Когда Филипп вошел в роль мужской натуры, вдумчиво изучающей женскую природу бело-розовой мраморной богини, Вероника отключила контрастный бестеневой лабораторный свет, оставив лишь дюжину софитов, мягко освещавших две фигуры под ее пристальным взором ваятеля.

Сидя в затемненном углу, она быстро выхватывала характерные черты мужского и женских тел, набрасывая штриховые рисунки на 14-дюймовом цифровом планшете. Время от времени ее беспокойная творческая натура возвращалась к предыдущим графическом этюдам, теснившимся на обширном мониторе.

Спустя минут сорок она очень неприлично и многоэтажно выругалась, с треском двумя пальцами переломив пополам беспроводной стилус:

— …Ни в м. ду, ни в Красную Армию никуды не лезе, быдто х… импотента… Мать его Фетиду за Ахиллесову пяту… Глупость, тупость и бестолочь! Пи…идейка с бабьем себя не оправдывает…

Отзынь от моей каменной бабы, братец Фил. Вали вон туда в живой уголок на подиум перед контровым светом…

Вероника поправила и переместила софиты, взяла со стола портативный графический планшет, уселась близко перед Филиппом на вертячий стул и принялась неистово срисовывать его мышцы. На раздраженные команды она не скупилась:

— Правую ногу чуть вперед, опирайся на нее свободно..!

— Левую руку согни в локте..!

— Повернись в три четверти…

— Не вертись и расслабь брюшной пресс…

— Опаньки! Вот так и замри!..

Через четверть часа безмолвной сосредоточенной работы Вероника предложила:

— Можешь говорить, Фил, о чем угодно, но, я тя умоляю, не о смердячих некромансерских делишках в нашем богоспасаемом благочинии. Твоя выразительная мимика мне не помеха.

— Руперта ты так же на Страстной дергала, точно паяца на ниточках? — тотчас спросил Филипп.

— Не-а… Эскизы у меня были готовы три с лишним года назад, еще до развода. Идея композиции тоже.

— Как же, слыхали, видали! Весьма и оченно эротично ты его и себя изваяла, извалохала… Ни в саду не оставишь, ни в огороде. Разве только в баронской опочивальне?

— Там я нас и поставлю, когда отполирую, сладенькой парочкой на загляденье прислуги…

Сам проницал, проведал или Анфиска донесла?

— Анфиса Сергеевна с эйдетикой расстаралась, кипя разумом возмущенным опосля посещения твоей секретной творческой лаборатории в Коринте. Оченно нашу строгую дьякониссу эстетицки поразило, как Афродита Киприда неслабо так держит Париса Троянского за мошонку, а тот ей яблоко, воленс-ноленс, протягивает. Куда ему от нее деться, бедолаге?

— Эстетическую идейку ты ухватил верно. Всякой нормальной скульпторше яички дороги не только на Христов день… Грешный эрос — обратная сторона безгрешного агапе… Коромысло диавольско… Что в лобок, что по лбу…

На сегодня достаточно. Облачайся и двигай учиться, студент, учиться и еще раз учиться чему-нибудь и как-нибудь…

— Грех смеяться над убогим, сударыня…

«Ох мне пед и бред, оптически, дебита ностра… Нас учат, мы учим, наущаем, обучаем, поучаем, вразумляем, получаем образование и что-то вам, нам образуем, патер ностер…»

В тот же самый день перед двумя академическими часами занятий испанским языком Филипп Ирнеев на глазах у Вани Рульникова скопировал ему на планшетный компьютер специальный многогигабайтный файл:

— Тут, Иван, аглицкий спецматериал для твоего самообразования и самовоспитания. Посмотришь мое домашнее задание — сам увидишь что к чему.

Предупреждаю, вьюнош! Материал сугубо дидактический, конфиденциальный. Доступ через дактилоскопический код. Файлик разархивируешь и инсталлируешь как программку. Изучать строго в отсутствие посторонних лиц, каковыми числить всех, кроме тебя и меня. Ни взрослым, ни детям не показывать, прослушивать звукоряд через наушники.

Почему оно так, самостоятельно поймешь, отрок мой. В кое-каком отношении, — об этом и о том, — ты у меня уже не очень чтобы несмышленый младенец…

За основу в тематике образования «Об этом и о том» Филипп, хорошо поразмыслив, взял одноименный энциклопедический словарь полового воспитания мальчиков-подростков из высокородных харизматических семейств. «Лучшего учебного пособия не сыскать от мира и века сего, того…»

Академичного прецептора из частной закрытой школы он заменил своей анимированной виртуальной особой, комментирующей интересные гиперссылки, помещенные среди текстов и графических изображений. Филипп решил налицо отвечать по-английски на вопросы, какие часто задают подрастающие дети разных стран и народов самим себе, сверстникам. И очень редко спрашивают о том самом учителей и взрослых.

Дидактического материала, призванного утолить пытливый отроческий интерес, в энциклопедии предостаточно. Но кое-какие ссылки еще неактивны и не вся графика доступна.

«Всему свое время в разрядах подростковой психофизиологии…»

— Ладненько, брат ты мой, в коммуникативности разрядка не есть зарядка. Ибо сказано в речевой банальности: за раскачкой неминуема накачка…

Несказанно заинтриговав и зарядив ученика самостоятельным домашним заданием, учитель сейчас же обрушил на него лавину речевых ситуативных упражнений. Тут уж Ване стало не до сторонних мыслей о чем таком будут говорить и что ему покажут скопированные в долговременную флэш-память гигабайты текстовой и аудиовизуальной информации.

В конце первого часа занятий Ваня ловко, как ему подумалось, воспользовался заминкой в педагогическом усердии наставника, для «де релаксьон эсклюсиваменте» начавшего было рассуждать о трансцендентности или имманентности релевантной коммуникативной информации…

Обилие знакомых латинских корней в испанской речи учителя хитроумного ученика ни на йоту, ни на «u» не смутило. И он задал «в тексте и в контексте эксклюзивный детский вопросик Фил Олегычу с подковыркой»:

— Муй эстимадо дон Фелипе, существуют ли иконы «эм бердад кон ла тауматурхиа»? По-русски говоря, чудотворные?

— Переходил бы ты сразу на вернакулярное наречие, отрок, обходясь без речей макаронических. Таким вот макаром я отвечать тебе не стану, — учитель разочаровал и поверг ученика в уныние. Но, усмехнувшись, хмыкнув, педагогическое рвение все-таки сменил на празднословие, посмотрев на часы и красноречиво махнув рукой на учебный план.

— Хм-м… Чудотворные иконы, говоришь? — для разгона риторически переспросил Филипп. — Проще всего мне ответить, что таковых по жизни не бывает.