Я в этом случае буду прав на 95 процентов. Пять несущественных процентиков спишем на психологическую ошибку выборки, заведомую недостоверность данных о физических феноменах на грани между материей и духом. Сюда же включаем предвзятость, предубежденность свидетелей чудес, некомпетентность ангажированных человеческих наблюдений, явные огрехи и погрешности в протокольном оформлении свидетельств, сделанных ответственными и полуответственными церковными лицами и комиссиями.
Легче всего списать мнимую чудотворность иконописных изображений на выдумки недобросовестных церковников. Или, с другой стороны, на пропагандистские ухищрения богомерзких атеистов, которым хоть кол на голове теши, но дай в охотку как-либо разоблачить, развенчать, унизить чудеса любой вероятности, мнимые и действительные.
По сути дела, из разряда чудотворных икон мы по праву можем исключить деревянные доски, материалистически источающие якобы слезы, кровь, мирро….
Сам понимаешь, Иван, когда такое не предстает ложным слухом, явственным мошенничеством, не состоит в ловкости рук мастеровых, то по сути оно кроется и раскрывается в капиллярных физических явлениях, какие всегда имеют место быть в окрашенном дереве. Неспроста ведь в раннем средневековье существовало иконоборчество?
Лукавые игры со светом, Иван, отблески от драгоценных украшений на обрамлении иконописных образов, звукопроводящие трубы, испускающие охи и вздохи — мы взаправду отнесем к той же статье мелочного жульничества и недостойных фокусов.
Однако это не значит, словно бы для истинной веры мы должны уподобиться нынешним мусульманам и молиться в пустых стенах. Либо наподобие средневековых византийских охломонов отвергать церковный декор, жечь иконы, крушить распятия…
Иконоборчества я, как истово православный, фундаментально и феноменально не одобряю. Потому что верую: существуют на деле по-настоящему чудотворные иконы. Вне каких-либо статистических процентов.
Той дивной веры, истинные редкостные чудеса творящей, я всем, сущим во крещении Христовом и в православии пребывающим, во всей глубине и полноте души моей желаю.
Во азах укажем. Прежде, нежели икона обратится в чудотворящее духовное явление, надобно, чтобы сочетались многие канонические правила веры, освященные временем и храмовыми традициями.
В азбуке тако же продолжим. Для-ради обретения православного чуда к иконописному лику следует всенепременно обращать токмо помыслы духовные, от вещественных грехов и прегрешений освобожденные.
В том же церковнославянском кириллическом ряду у нас проследуют: «веди» — неукоснительное долговременное соблюдение молитвенных и литургических канонов, паки «глагол» — должное достоверное оглашение пастырями-священнослужителями и мирской паствой чудес, свершившихся по воле Божьей.
Славянским «добром» в оной кириллице станет органическое сочетание скульптурного или картинного изображения с общим иконописным порядком богомазания, избегающим частных кощунственных художественных новшеств, местечковых простонародных языческих суеверий и лукавого лжеименного культтоварного мудрствования, проистекающего от греховной и тварной плоти человеческой.
Итого, обобщаем в церковнославянском пункте «есть-живете». Коли множество истово верующих мирян, церковных причетников, клириков, истинно исповедуя Бога живаго, соблюдают Закон Божий святыми молитвами, то можно и должно уповать на близость вероятного чудотворения.
Подчас случается связать катафатически духовный идеальный образ Божий с ничтожным материальным подобием его, ежели верующие соберутся со всеми возможностями. Ибо блаженны алчущие, яко они насытятся.
Положительно, по мере той первозданной веры, каковой Господь всемилостиво наделил разумные души людские…
Рыцарь Филипп освободил Ваню от ментального захвата и сделал перерыв в орденской катехизации потенциального харизматического рекрута:
— Пойдем-ка, брат ты мой, на кухню. Ананасовым тортиком угощу, чайковского свеженького заварим за-ради файв-о-клока аглицкого.
Тебя кто сегодня после урока заберет? Леня Авзин? Набери-ка, пожалуйста, его номерок и дай трубочку мне.
Я сам тебя домой завезу. Тачка у меня под окнами стоит. Тем паче нам с твоим батюшкой сегодня потолковать кое о чем надобно, согласно предварительной договоренности…
За чаем Филипп не прибегал к дидактической теургии, сочтя за лучшее свободный обмен мнениями на заданную тему:
— …Согласись, Иван, иконописный канон — святое дело. Художества от слова «худо» в нем неуместны.
Недаром «Сикстинская мадонна» Рафаэля Санти висит в Дрезденской галерее. И католики не предъявляют на нее претензий, чтобы поместить на освященной земле где-нибудь у них в храме Божьем.
Молись на нее, не молись — результат безнадежен, если она вовсе не Пресвятая дева Мария, а под ней два голозадых поганских эрота-купидона пририсованы. Светская масляная живопись, скажем, пись-пись, малоприличная в хорошем обществе.
— Я тоже так думаю, Фил Олегыч. Какая святость во всех этих мадоннах, если это, как пишут, — людские портреты? Потому они и в музеях, не в церквях. Типа тех женщин с голыми младенцами, которых я в питерском Эрмитаже видел.
— Авторство-то упомнишь?
— А как же?!! Так называемые «Мадонна Литта» и «Мадонна Бенуа» кисти безбожного гуманиста Леонардо да Винчи.
— Пожалуй… не то опус-исполнение, ни Боже мой, не превосходит материал, не то низменная материя опускает к земле высокий идеал. В данном случае крылатые слова Овидия можно трактовать и так и эдак.
М-да, чудотворных икон западноевропейские возрожденцы принципиально не творили. Потому как всякое чудо не от мира сего исходит.
Оно не спускается упрощенно сверху вниз на купидонских птичьих крылышках. И не поднимается в простейшем вещественном подобии снизу вверх воскурением благовонного фимиама…
Происходят же чудеса иными путями и способами. Случаются они не всегда и не для всех….
Риторически обеспечив молчаливый интерес собеседника, Филипп возобновил рассуждение:
— Не всем верующим чудотворчество по силам и по способностям. Вера должна быть не мнимой и тщетной, идущей от внутренней природы человека, но благодатно дарованной извне. Только тогда она дееспособна и всемогущественна, воплощенно связуя Бога и человека.
Нельзя не вспомнить, о том, как «слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины», — привел новозаветную цитату Филипп.
— Таким образным путем, Иван, непосредственную связь между словом-молитвой и чудом выявили доевангельские христиане, истинно уверовавшие во Христа Спасителя, когда благая весть еще не имела сакрально канонизированных письменных свидетельств-заветов.
Отсюда возникла настоятельная потребность связать слово-логос с тем или иным графическим оформлением в доступных и сакральных символах-знаках. Поначалу ими были святые буквы в инициалах Мессии, потом тексты апостольских посланий-эпистол и евангелий наряду с пиктограммами креста и рыбы для неграмотных.
Изначально подлинное христианство было по преимуществу религией книжных, грамотных, образованных людей, подобных Святому апостолу Павлу, распространявшему слово Божие среди невежества и язычества. Предопределенно Господь наделил его и других апостольских мужей дарованием свободно владеть многими языками.
Христианизация, Иван, всегда и везде шла рука об руку с просвещением. Лишь спустя века молитвенного преклонения перед словом, обозначенным в устных и письменных текстах, объектами, связующими дух и материю, предстали иконы и распятия. По воле Божьей, в чем у меня нет сомнений, или же в силу чудом ниспосланной на них Благодати Господней.
Благословен Господь, изволивый тако! Чтобы стать воистину чудотворной, икона должна быть истово, искренне намолена очень многими поколениями верующих от всей полноты и глубины их разумных душ.
Какая же чудотворящая молитва наиболее угодна Господу Богу нашему? Этим вопросом миряне и клирики бесконечно озадачены в течение двух тысячелетий. И нет на него однозначного ответа ни в синоптических евангелиях, ни в конце главы какого-нибудь теологического, сумма суммарум, основательного опуса, ни на последних страничках простенького догматического задачника-катехизиса.