Пушкин вскакивает.
Пушкин (горячо): А ты вообрази: герой и злодей греческим и римским вровень жил среди нас… ну почитай вчера! Еще есть лица, бывшие свидетелями и участниками тех событий. Они старые уж совсем. Помирают. Документы выходят из оборота, в хранилищах иные портятся. Промедлить счас – следующему поколению многажды тяжелее придется…
Слышен крик ребенка и шипение няни. Наталья Николаевна бросает на Пушкина сердитый взгляд и с недовольным видом скрывается в детской. Обескураженный Пушкин садится на диван.
Пушкин (сам с собою, вполголоса): Не дай мне Бог сойти с ума… С ума… сума…
Ребенок затих. Пушкин встает, чтобы идти в комнаты. В этот момент звенит резкий требовательный звонок. Слуга мешкает. Звонок звучит опять. Ребенок снова кричит. Пушкин подходит к двери сам. Слуга едва поспевает за ним следом. Пушкин открывает дверь – в прихожую довольно бесцеремонно заходит молодой человек, одетый в платье Гоголя из первой сцены первого акта. Видно, что оно ему немного тесновато. Это гоголевский слуга Яким.
Пушкин: Чем обязан?
Яким (развязно): О! Застал! А то все "не принимает", да "не принимает"…
Пушкин: Вы кто?
Яким лезет за пазуху, достает записку.
Яким: Вот.
Пушкин: Что это?
Яким: Послание Вам.
Пушкин: От кого?
Яким (в сердцах, слуге): Ты-то чего молчишь? Который раз уж прихожу. Двери мне открывал, а глядит, как неродной!
Пушкин молча разворачивается и уходит.
Пушкин (слуге, на ходу): Бумагу прими. Визитёра – вон.
Яким (нахально): Здрасте-пожалуйста! Мне ж велено ответ передать…
Слуга молча вытесняет его за дверь, закрывает засов и семенит к Пушкину. Из комнаты выглядывает жена.
Наталья Николаевна (едко): Это малоросса твоего прислуга. Он у нас тут частый гость. Пока ты оренбургские степи исследовал, записки от барина доставлял – да я всё возвращала.
Слуга: Виноват, Александр Сергеевич. Час поздний – задремал.
Протягивает Пушкину записку. Тот разворачивает ее (брезгливо – одними пальцами) и читает.
Наталья Николаевна: Ну и что малоросс?
Пушкин (не отрываясь от записки): За границу отбывает. "Большую вещь" заканчивать будет.
Наталья Николаевна: Вот и славно.
Пушкин (цитирует): "…дабы напутственные слова первейшего из литераторов российских, всякий час, подобно путеводной звезде…" В общем, принять просит.
Наталья Николаевна: Примешь?
Пушкин: Нет.
Возвращает записку слуге. Целует жену и молча идет в кабинет.
(слуге, на ходу, требовательно) Халат мне. И свечей побольше.
Затемнение.
Сцена четвертая.
Парадный подъезд губернаторского дома. Стоит чисто вымытая рессорная коляска Криспина. В ней, помимо перевязанных бечевками стопок с книгами, несколько корзин с припасами – вино, фрукты, прочая снедь – и объемистый саквояж с дорожными вещами Ирины. На ступенях дома губернатор с супругой, перед ними – жених и невеста.
Губернаторша (мужу): Сумма, составляющая приданое Ирины мною переведена в банковские бумаги. Доступна для них станет сразу же по прибытию в Санкт-Петербург или Москву. (понижая голос) Десять тысяч ассигнациями с собой дала – на первое время. (игриво) Ну, разве не умно я распорядилась приданым? Ну-ка поцелуй свою женушку за ее распорядительность. Я заслужила эту награду.
Губернатор неловко чмокает супругу, и смущенно гладит усы.
Губернатор (молодым, торжественно): Дети мои чудесные! Отрады сердца моего. Я жизнь свою провел преимущественно в заботах бранных. А много ли там слов? "Коли!", "Руби!", "Виктория", да "Конфузия". Остальные – не для дамского слуха. (смеется) Сердце мое исполнено сверх меры, но умения выразить, излить – недостаёт.
Подходит к Криспину. Мучительно подбирает слова.
Ты это… Не обижай Иринушку, пожалуйста. Она, положим, и сама себя в обиду не даст. А все ж таки не обижай. Сердечко у ней золотое. Резвость, да проказы – то на виду. А что в первооснове – то одному отцу ведомо…
Губернатор смущенно утирает повлажневшие глаза скомканным платком, отступает к жене. Та его утешает. К ней присоединяются Ирина и Криспин.